— Все-все-все, сдаюсь! — Иоанн поднял руки, не выпуская из них бутылки и стакана. — Очень вам благодарен, милые девицы-красавицы!
— Надсмехается еще! Шел бы ты…
— И пойду, пойду, не сомневайтесь.
Бабки опешили:
— К Вере Петровне?
— К Вере Петровне! А что?!
— Ой ли, — старушки вдруг засомневались. — Ты бы все же, милок, так сгоряча не совался!
— Неужто пожалели? Да ведь я алкаш и бандит! Грабитель с большой дороги!
— А все ж человек. В пекло-то соваться…
Иоанн встал. Попытка не пытка. Для очистки совести заглянет он и в эту неприметную библиотеку, скромненько спрятавшуюся в уголке двора.
Тем более что атмосфера тут какая-то располагающая, сказочная, что ли… Взять хотя бы этих невесть откуда взявшихся бабулечек-ягулечек, сварливых, но в итоге все-таки добрых, как настоящая сказочная Баба Яга. Та тоже вечно кряхтит, ворчит, грозится скушать добра молодца да косточки его белые обглодать, а потом глядь — дает ему волшебный клубочек, который приведет прямиком к прекрасной Марьюшке…
И поставил Иван-царевич початую бутылку сухого вина со стаканчиком вместе на лавочку без спинки:
— Это вам, красавицы. Выпейте тут за мое здоровье и за удачу мою богатырскую!
Бабки тут же облепили лавочку плотным, гомонящим, радостным хороводом:
— Спасибо, милок!
— Ты побереги себя-то!
— Сразу видать — хороший человек, не то что какая-то пьянь подзаборная!
И расселись, как серые воробышки, прямо по борту песочницы, пустив вино по кругу и не задумываясь о том, какой пример они подадут детишкам.
Иоанн приоткрыл дверь библиотеки, и первое, что он увидел, были два метнувшихся в разные стороны силуэта: девушки и парня.
Он прервал чей-то пылкий поцелуй.
Из полумрака между стеллажами показался третий силуэт, нереальный и сказочный, вполне соответствовавший дворовым бабкам-ежкам: он был двухголовым.
Одна голова восклицала:
— Агу! Агу!
Другая проговорила приятным женским голоском:
— Вы к нам? Заходите.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что это — молодая женщина, у которой на животе привешен рюкзачок с маленьким ребенком.
Соколов спросил с некоторой опаской:
— А где Вера Петровна?
— Уехала по делам, — ответила молодая мать. — Но я могу сама вас обслужить. Вы уже записаны?
— Нет пока.
— Паспорт, — потребовала молодая мать.
— Дай! — подтвердил подвешенный на ее животе малыш.
— Я по другому вопросу, — сказал он. Надо сказать, отсутствие грозной Веры Петровны порадовало его: хоть и был Иоанн не из трусливых, а подействовало на него запугивание старушек.
— По другому? — заинтересовалась женщина. Мы знаем уже, что это была Лариса. — По личному?
— Скорее, по кадровому.
— Неужели хотите у нас работать? — И, не дав ему вставить словечко, закричала: — Сашка! Сюда! Скорей, тут у нас такое! Новый кадр!
Из подсобки выскочила растрепанная Сашенька, на ходу застегивая джинсовый комбинезончик:
— Че, горим?
Наткнулась на незнакомого черноволосого красавца, осеклась, озадаченно протянула:
— Ага, гори-им… Ща, погодите!
Она опять исчезла в подсобке.
Младенец тем временем принялся откручивать Иоанну ухо:
— Дай! Дай!
Лариса отошла на шаг, спасая ухо посетителя, а Илюшка начал реветь. Словом, поднялась кутерьма и неразбериха, которая немало обескуражила летчика, привыкшего к порядку и четкости сугубо мужского, почти военного, общения.
Наконец вновь показалась Сашенька. Она успела привести себя в порядок и подталкивала к выходу смущенного молодого человека — того самого, с кем только что самозабвенно целовалась. Он ничуть не интересовал ее больше.
— Иди, иди, у нас дела.
Тот порывался что-то спросить:
— А когда…
— Видно будет! — отрезала жестокая Сашенька и вытолкала кавалера за дверь.
Приняв соблазнительную позу, повернулась к «новому кадру», взмахнула накладными ресницами:
— Итак?
Привыкший отдавать распоряжения, в этой обстановке Соколов чувствовал себя не в своей тарелке.
— Я только хотел узнать: работает ли у вас Колосова Мария Николаевна?
Сашенька разочарованно протянула:
— Ну, предположим.
Девчонка оглянулась на дверь: отвергнутого кавалера уже и след простыл. Поторопилась она с его отставкой.
Но Иоанну было не до ее переживаний: сердце у него забилось болезненно и неритмично.
— А ваша Колосова, она какая — молодая?
— Не, средних лет, — не задумываясь, ответила Александра. Она не собиралась врать: просто в ее неполные восемнадцать Машин возраст казался действительно солидным.
— Опять не та… — огорченно пробормотал Иоанн.
Тут вмешалась Лариса:
— Но она еще очень даже ничего. Сохранилась.
Для перестраховки, уже без всякой надежды, Соколов задал еще вопрос:
— Она какая — красивая? С длинными волосами? Кареглазая?
Саша с Ларисой переглянулись:
— С длинными волосами? Ну нет! У нашей Марии Колосовой пучок, старушечий такой. А глаза? Лар, какого цвета у нее глаза?
— Даже не знаю… Она вечно уткнется в формуляры… Может, серые?
— Серые, — уверенно подтвердила Сашенька. — Карие — это у меня! С зеленым ободком! Во!
И она изо всех сил вытаращилась на привлекательного незнакомца, чтобы он получше оценил зеленый ободок. Его, правда, заметить было трудно, потому что тени на ее веках были пугающе-фиолетовыми, как будто бедняжке подсадили два свежих фингала. Взгляд все же был весьма призывным.
Однако бестолковый посетитель не отреагировал на него должным образом.
«У меня остается еще один шанс, последний. Дождаться эту Колосову и убедиться самому… Все-таки размотать до самого конца тот клубок, что дали мне старушки-ведьмы», — решил он.
— Может, я подожду ее? Когда она должна прийти, ваша Мария Колосова?
Лара задумалась, вспоминая:
— Саш, куда они пошли-то? Вера Петровна что-то выкрикивала. Не помнишь?
— Как это не помню? Что я, склеротичка? Ты даешь, — обиделась Саша. — Вера Петровна повезла Машу в роддом!
— Ах да, — вспомнила и Лара. — Роды! Точно! Так что вряд ли они сегодня вернутся.
