Если бы ему требовалась просто близость с женщиной, он не прилагал бы для этого таких усилий. Дело в том, что ему нужна была именно Кристин. И не на сутки, а на всю жизнь.
Совсем недавно он понял, что любит ее. И что она тоже его любит. Это читалось в ее взгляде. А еще это неожиданно отразилось в вылепленной ею статуе, для которой он позировал обнаженным. В работе над нею по-своему обнажилась и Кристин — раскрыла всю душу и запечатлела в глине чувства, которые испытывала к Рику. Причем она понимала это, иначе не отдала бы ему статую. Ей просто не хотелось каждый день видеть в своем творении воплощенную в нем собственную любовь.
— Ты бы поговорил с Кристин, — без обиняков посоветовала Дебби. — Потому что она уезжает.
— Как? Куда?
— В школу искусств. Забыл? Я встретила ее сегодня возле почты. Она получила письмо.
Не может быть! Кристин не должна гак поступать!
Но он знал эту упрямицу. Если она что задумала…
…Рик потер кулак, который отбил, колотя в дверь дома Кристин, выждал пару минут и принялся стучать вновь.
Наконец щелкнул замок.
Кристин встала на пороге, всем своим видом показывая, что не намерена впускать Рика внутрь. Она выглядела такой бледной и разбитой, что тому отчаянно захотелось прижать ее к своей груди. Но сначала он хотел объясниться.
— Нам нужно поговорить.
— Нет, — сказала она. — Не нужно.
— Я должен кое-что прояснить.
— Все и так достаточно ясно. Куда уж больше…
— Я не собирался…
— Независимо от своих намерений, — прервала его Кристин, — ты заставил меня понять, что есть мечты, которые стоит осуществлять, а есть всякая детская чушь, о которой лучше забыть.
— Что ты хочешь этим сказать? Что уезжаешь? Дебби говорит, ты получила письмо. И что дальше? Ты собираешься повернуться спиной ко всему, что между нами было? Уехать во Францию, Италию или куда-нибудь еще и сделать вид, что наших отношений просто не существует?
— Я бы уехала, если бы могла, — безжизненно произнесла Кристин. — Но меня не приняли ни в одну из школ, куда я выслала документы. В последнем письме мне советуют повторить попытку на следующий год. Так что я не уезжаю. Придется придумать что-нибудь другое.
И она захлопнула дверь перед носом Рика.
8
— Не могу поверить, что ее не приняли! — бушевала Дебби, бегая по кухне Чака из угла в угол.
Чувствовалось, что ей очень хочется покрепче пнуть что-нибудь ногой.
Рик, заглянувший к брату, чтобы спросить, не отвезет ли тот его утром в Инверкаргилл, держался в сторонке. Сам он был вполне доволен, что Кристин остается дома. Это оставляло ему некоторые шансы.
— И все потому, что работы Кристин, видите ли, носят слишком коммерческий характер! — Дебби остановилась и сердито хлопнула ладонью по столу.
— Что это значит? — спросил Рик.
Ей написали, что в ее работах «ощущается созидательная энергия, но очень мало увлеченности и желания создать завершенное произведение»! Это в нашей-то Кристин мало увлеченности?! Безмозглые идиоты!
Рик нахмурился.
— Ей в самом деле прислали такой ответ?
Я— читала письма, — кивнула Дебби.
— Этим снобам от искусства не хватает ума понять, что у человека просто может не быть достаточного количества свободного времени для создания законченного шедевра! — включился в разговор Чак. — Ведь Кристин столько лет ухаживала за больным отцом, а сейчас должна как-то зарабатывать на жизнь. Хотел бы я побеседовать по душам с теми людьми, которые писали письма! — Он гневно взглянул на Рика. — А ты что здесь делаешь?
Тот покачал головой.
— Я хотел… Нет, не помню.
— Тебе что-то нужно?
— Э-э… нет, забудь.
Рик задумчиво направился к двери.
…Телефонный звонок последовал через пару недель.
Взяв трубку, Кристин поначалу решила, что ее кто-то разыгрывает. Чак, как ей показалось. Но потом она поняла, что собеседник не изображает акцент, что он действительно иностранец.
— Это миз Уильямс? З вами говорит Франсуа Бельвю, директор Лионской школы искусств. Я бы хотел побезедовать о вашем зачизлении.
У Кристин перехватило дыхание.
— Да? — выдавила она.
— У нас появилась вакансия. Одно мезто. Для ваз.
— Для меня? — Кристин опустилась на стул. — В вашей школе? И… когда мне явиться?
— Сейчас. Один английский студент уехал, так что мы решили предлагать свободный место вам. Потому что у ваз есть потенцьял.
— Д-да?
— Да. Приедете?
Кристин обвела взглядом студию. Не так давно здесь позировал ей обнаженный Рик. А потом они вдвоем отправились в Лазурную бухту…
— Да, мсье Бельвю, — решительно произнесла она. — Уже еду!
…Рик неотрывно смотрел вслед быстро удаляющемуся в сторону большой земли катеру. Это было судно Чака, и на его борту находилась сейчас Кристин.
— По-моему, ты не слушаешь меня! — с упреком произнесла Пола, глядя в спину стоящего у окна Рика. — Что там такое? Куда ты смотришь?
— Что? А… Так, ничего особенного…
Вскоре катер окончательно скрылся из виду. А взгляд Рика продолжал блуждать по пустому горизонту.
Я счастлив за Кристин, вертелось в его голове. Разумеется, счастлив… Нужно лишь почаще напоминать себе об этом.
Он искренне надеялся, что настанет день, когда его радость за нее действительно станет настоящей.
…Франция Кристин понравилась. Лион тоже.
Собственно, у нее с самого начала не было сомнений, что так и будет.
Пришлись ей по душе и занятия. Она сразу с жадностью набросилась на основные предметы — рисование, скульптуру и офорт. Очень скоро Кристин стало ясно, что ей придется распрощаться с вредными привычками, появившимися за годы рисования шаржей с туристов. А обзор истории французского искусства увлек ее в музеи и соборы.
Но настоящее обучение началось, когда из Рима вернулась скульптор Мишель Корбиньон. Общаясь с ней, Кристин впитывала знания как губка. Произведения самой Мишель привели ее в полный восторг. Они были мощными, динамичными, впечатляющими. Мишель работала с мрамором и глиной, и в ее скульптурах словно пульсировала жизнь.
Директор школы, мсье Бельвю, сказал Кристин, что ее зачислили в состав студентов по настоянию Мишель Корбиньон.
— Она просмотрела снимки ваших работ и увидела в них талант. А затем убедила нас, что у вас есть большой потенциал. Мишель хочет развить ваши природные дарования.
Потенциал? В песчаных замках? Или, может, в вырезанных из жести фигурках?
