Приехав в отель, Николь поднялась на седьмой этаж и постучала в дверь номера де Белльшанов за несколько минут до назначенного часа. Пора пройти и это испытание, в отчаянии решила она, впрочем в глубине души надеясь на лучшее.
— Николь! — Франсуаз заключила ее в объятия, потом отстранилась и внимательно оглядела племянницу. — Ты просто лучишься от счастья. — Николь была поражена: неужели это правда? Или тетя по обыкновению видела только то, что хотела видеть? — Как и положено новобрачной, — продолжила та. — Ну, заходи и расскажи мне все-все про твое замужество и про моего нового зятя. Думаю, оно разительно отличается от моего, как и Сомаль — от твоего дяди.
— О, один высокопоставленный мужчина всегда чем-то напоминает другого, — легко произнесла Николь, улыбаясь тете Франсуаз.
— Да, пожалуй, но твой дядя ведь не всегда был таким. Мы поженились сразу после окончания университета. Мы были такими молодыми… А Сомаль… Сомаль уже зарекомендовал себя сначала как серьезный бизнесмен, а теперь и как влиятельный политик. Так что разница колоссальная!
— Да… — задумчиво согласилась молодая мадам Дало.
Тетя обняла ее за талию и провела в гостиную, где они сели на мягкий диван.
— Да, пока я не забыла, хотя, честно говоря, едва ли это возможно. Твой отвратительный редактор или кто он там есть продолжает звонить мне и требует возможности поговорить с тобой. Это становится весьма утомительным.
— Месье Тома? Я позвонила ему сразу же после того, как ты сказала мне о его звонках в первый раз. Он до сих пор продолжает беспокоить тебя?
— Да. Он на редкость настойчив, надо отдать ему должное.
— А ты не можешь просто повесить трубку?
— Я попросила администрацию отеля отныне принимать все мои звонки. Не очень удобно, зато сегодня я не разговаривала с ним напрямую. А вот и твой дядя!
— Николь! — Анри де Белльшан вошел в комнату. Обняв племянницу, он затем внимательно оглядел ее. — Надо сказать, замужество пошло тебе на пользу, — прокомментировал он увиденное и оглянулся по сторонам. — А где же твой муж?
В этот момент раздался стук в дверь.
— Думаю, это он. Сомаль сегодня был в офисе, — ответила Николь, направляясь к двери. Сердце ее бешено забилось в предчувствии встречи.
Она распахнула дверь и замерла, заново пораженная его красотой и сексапильностью. Сомаль сгреб ее в охапку и долго целовал. А когда оторвался и чуть откинул голову, чтобы взглянуть на нее, уже Николь захотелось обнять его и никогда больше не отпускать.
Пораженная собственными мыслями, она улыбнулась дрожащими губами и чуть отступила, как будто эти двадцать сантиметров могли свести на нет ее откровенно-сладострастное желание.
— Привет, — почти беззвучно выговорила Николь.
Он молча, любовно улыбнулся ей, потом взглянул через ее плечо.
— Добрый вечер.
— Сомаль, как мы рады вас видеть!
Супруги де Белльшан приветствовали гостя с откровенной теплотой. Вскоре Франсуаз всех удобно расположила за столом и предупредила:
— Сегодня никаких разговоров о делах. Это семейный обед, а не переговоры.
Анри расхохотался.
— Слава Богу! Мы с Сомалем достаточно наговорились о делах. Расскажите мне лучше, как вам нравится женатая жизнь?
Сомаль взглянул на жену, потом на ее дядю.
— Немного отличается от того, что я себе представлял, но имеет свои бесспорные преимущества в качестве компенсации.
Николь нацепила на лицо невыразительную улыбку и про себя молилась, чтобы никто не прочел ее мыслей. Конечно, его женатая жизнь не была тем, чего ожидает любой нормальный человек, потому что являлась просто фарсом. Он заслуживал того, чтобы жениться на любимой женщине, а не прикрывать таинством брака скандальную ситуацию.
Его комментарий о компенсации не остался ею не замеченным. Так, значит, прошлую ночь он расценивал как компенсацию за принесенную на благо государства жертву?!
Николь высоко держала голову, стараясь казаться счастливой новобрачной, довольной жизнью, но отчаянно желала остаться одной. Даже в комнате на вилле Сомаля ей было бы лучше, чем здесь, с близкими людьми, которых она пыталась обмануть.
Да и близость Сомаля усиливала ее душевное волнение. Его бедро касалось ее, а когда он наклонился, чтобы поставить бокал, то легко задел ее плечо. Откинувшись снова на спинку кресла, Сомаль обнял Николь и начал легко поглаживать нежную, чувствительную кожу ее руки.
Николь с трудом удавалось следить за беседой. Каждая клеточка ее существа, каждый нерв были поглощены этой небрежной лаской. От нее ожидали светской болтовни, а ведь все ее мысли были заняты только тем, как бы поскорее остаться наедине с этим великолепным самцом и продолжить занятия, прерванные наступлением утра.
Она метнула взгляд на тетю Франсуаз. Та отвечала на какой-то вопрос Сомаля и, казалось, совершенно не замечала беспокойства племянницы. А Николь-то полагала, что весь отель может слышать, как колотится ее сердце, и ощущать жар, исходящий от нее.
Обед тянулся бесконечно. Она старалась смотреть в свою тарелку, чтобы не выдавать терзающих ее эмоций, не взирать на Сомаля с откровенным вожделением. Лишь однажды или дважды, когда обращались непосредственно к ней, Николь рискнула поднять глаза. И каждый раз встречала теплый бархатный взгляд мужа.
Но она-то знала, что это только представление. Желание показать ее родным, да и всему миру, что все у них прекрасно, что они счастливейшая супружеская пара.
Внезапно Николь пожелала, чтобы это было не представление, чтобы они оставались женатыми всю жизнь, «пока смерть не разлучит их», и вечером вместе поехали домой и оставили за оградой виллы весь мир, всю суету, все треволнения…
Николь смотрела на остатки какого-то экзотического блюда в тарелке и размышляла об ужасе своего положения: она без ума от мужчины, который ей не доверяет!
Ничто не оправдывало ее ожиданий с того самого момента, как она ступила на берег Кот д'Ивуар. Да, не самый умный был поступок с ее стороны.
Николь отпила глоток из своего бокала. О, если бы только можно было улететь следующим же самолетом домой, в Париж, и никогда больше не видеть Сомаля, не испытывать унижения от того, что он знает: племянница месье де Белльшана влюбилась в него как кошка!
Что ж, по крайней мере, она не совершила каких-то мелких досадных оплошностей — все должны это признать. Ее ошибки всегда колоссальны!
Почему, ну почему она не охраняла свое сердце лучше, почему позволила чарам этого мужчины разрушить ее, по правде говоря, весьма хрупкие защитительные заграждения? Могла ведь, вполне могла отказаться ездить с ним верхом, могла бы проигнорировать его семью, не купаться, не гулять, не обедать с ним вместе, только спрашивать, когда же ей будет позволено уехать…
