— Раздвигай диван.
Она послушно выполнила его команду.
Едва диван был разложен, как Роман повалился на него. Боль немного отпустила. За шкафом заворочался кто-то из детей.
— Мам, — раздался голос дочери.
Роман сделал знак Ирине, чтобы она не говорила о нем.
— Что тебе? — кивком показав, что поняла, ответила Ирина.
— Ты не спишь?
— Сплю!
— А почему свет горит? Я сейчас встану.
— Я тебе встану! Спи! Костика разбудишь, — и она погасила лампу.
Немного посидела на краю, а потом осторожно легла. Наверное, ждала, что Роман первый заговорит с ней, но он молчал, позабыв, что рядом жена. Он думал только о боли и о том, что может с ним произойти.
— Рома, — придвинувшись к нему, шепотом позвала Ирина. — Что случилось? Почему ты приехал так поздно и без вещей? Отчего такая таинственность?
Он не ответил, а уткнулся ей в плечо.
— Потом, потом все расскажу. Устал. Безумно устал…
— Ну спи, — вздохнула Ирина, а сама уставилась в потолок, мысленно перебирая всевозможные варианты завтрашнего разговора с мужем.
Под утро она успокоилась и задремала. «Главное, что Рома вернулся цел и невредим. Даже если квартиру не дадут, обойдемся, что-нибудь придумаем…»
Ее разбудил испуганный шепот Романа:
— Ирка, мне плохо.
— Что?! — переспросила она.
— Плохо!
— А, так, наверное, касторка подействовала.
— Наверное, — перелезая через нее, пробормотал Роман.
— Ну так иди в туалет, чего стоишь? — удивленно глядя на державшегося за живот мужа, спросила она.
— Да какой туалет?! — огрызнулся Роман. — Туда только войдешь, как Сергей Николаевич уже за дверью переминается, а потом барабанить начинает со своими идиотскими прибаутками. Такое чувство, будто он специально следит за жильцами, и только те в туалет, он тут как тут. А если он проворонит, так эта, дворянка в двадцатом поколении, Мария Евграфовна, перед дверью прохаживается или Нинка с детским горшком околачивается. Да и… — не договорил он, — нельзя мне туда.
Ирина, встав с дивана, развела руками.
— Рома, так что же делать? Может, тебе дать горшок Костика? Только уж забыла, где он, — съязвила она.
— Дура! — огрызнулся в ответ Роман. — Дура и все. Ведро неси! Да тихо, — прохрипел он, — детей не разбуди.
Ирина решила было выяснить, что, в конце концов, происходит.
— Слушай, хватит ваньку валять! — упершись одной рукой в бок, начала она. — Объясни… — она осеклась, увидев исказившееся от боли лицо мужа.
— Сейчас, сейчас, Ромочка, — подбежала к двери и через секунду вернулась с ведром.
— Отвернись, — прикрикнул он, усаживаясь на ведро.
За шкафом послышалась возня. Ирина метнулась к детям.
С Уманцева градом катил пот. Живот точно пронзали кинжалы, он боялся заглянуть в ведро, будучи уверен, что оно полно крови.
Ирина осторожно выглянула:
— Ну что?
— Иди сюда, — слабо позвал Роман, решив, что уже поздно для «скорой помощи».
Ирина присела перед ним на корточки.
— Да что с тобой? — провела она рукой по его мокрому лицу.
— Ира, — жарко дыша, проговорил Роман, — я там, на «Катоке», нашел алмаз. Редкий, дорогущий… Я столько вынес, чтобы провезти его сюда, чтобы мы смогли начать новую жизнь, чтобы наконец-то вырвались из нужды… Короче, ты же понимаешь, если бы его нашли у меня, то отобрали бы, а меня посадили. Поэтому, — он перевел дыхание, — я его проглотил…
Ирина глухо вскрикнула, зажав рот ладонью.
— Сумасшедший, что ж теперь будет? — в ее глазах заблистали слезы.
— Наверное, самое плохое, — ответил Роман.
— Я сейчас вызову «скорую», — поднялась Ирина.
— Не надо, — он взял ее руку и приложил к своей щеке. — Лучше постарайся найти патологоанатома… такого… — Новый приступ боли прервал его. Роман обреченно скрючился на ведре, но нашел в себе силы договорить: — Расскажи ему все. Но сначала возьми расписку, что он согласен на половину суммы от продажи алмаза, чтобы все не захапал… Ой! Опасно это. Как же ты без меня?! — не удержавшись, всхлипнул Роман и громко застонал: — Ой! Ой!
— Что? Что? Ромочка! — тряся его за плечи, причитала Ирина.
— Кажется того… — боясь ошибиться, прошептал он.
— Чего того? — брови Ирины встали почти вертикально. — Умираешь?
— Нет, того… пакет, кажется, вышел.
— О боже! — не мигая, проговорила Ирина. — Так давай посмотрим!
Уманцеву было страшновато, но ведь все равно надо было решиться. Он с трудом оторвался от ведра. Стукнувшись головами, они принялись разглядывать содержимое.
— Ни черта не видно. Дай лампу, и еще… ложку, что ли? Лучше половник! Нет, шумовку!
Ирина металась, выполняя приказания мужа.
— Есть! — сдавленно вскричал Уманцев, подцепив шумовкой пакет. — Есть! — вскочил и принялся приплясывать.
Из-за шкафа выглянули любопытные головы детей.
— Папа! — удивленно протянул Костик.
Уманцев, выплясывая в чем мать родила, прыгнул на диван.
— А ну спать! — замахала на них руками Ирина. — Спать!
— Папа! К папе! — принялись канючить дети, но она быстро разобралась с ними и, сгорая от любопытства, вернулась к Роману, без сил лежавшему на диване.
— Вылей из ведра, но так, чтобы ни одна сволочь соседская не увидела, — устало проговорил он, — и принеси мокрое полотенце.
Ирина выглянула в коридор. Убедившись, что там никого нет, схватила ведро и помчалась в туалет. Вернулась с мокрым полотенцем, вытерла пакет и положила на стол.
— Ножницы, — дергая носом от неприятного запаха, только теперь он его почувствовал, сказал Уманцев.
Ирина подала ножницы, он встал с дивана, разрезал целлофан и, взяв его двумя пальцами, протянул Ирине.
— Выброси!
Но она не двинулась с места. Она смотрела на камень. Темный, невзрачный.
— Фу… — разочаровано произнесла она. — Я-то думала!.. Да это вовсе и не алмаз.
— Много понимаешь! — не отрывая взгляда от своего сокровища, бросил Уманцев и поставил включенную лампу на стол.
Алмаз будто проснулся, свет, заключенный в нем, пришел в волнение и заиграл. Ирина привалилась к столу.
— Красиво как, — протянула она.
— То-то же.
— Да, но бриллианты обычно прозрачные. Недаром говорят, чистой воды бриллиант, то есть, если положить его в воду, он как бы растворяется в ней и становится невидимым.
