Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
Нет. Альфий понимал теперь так: у него осталась единственная возможность . И он собрал последние крохи решимости…
Стараясь не произвести и самомалейший шелест, учитель медленно вытащил из кармана пульт.
И замер: человек с электронным изделием в руке, но напоминающий разумом на сей миг – адепта средневековья. Потому что сознание его, испытывая невыносимый гнет страха, вдруг словно бы осело под этим давлением глубоко в прошлое.
Видения приобретали статус безусловной реальности. Итак, его голлем обрел самостоятельную волю. Потому что вкусил он кровь. И вот, голлем готовится растерзать его, Альфия, своего создателя (как некогда глиняный прототип разорвал раввина). И разница только в том, что у него, Альфия, имеется все же шанс. Ведь волю этого голлема можно парализовать электронным импульсом. Хотя бы на какое-то время. Ведь электроды, – с маниакальностию отчаянья мысленно повторял учитель, – тщательно подсоединены им самим к мертвым мышцам. И микросхемы, внедренные глубоко под панцирь, не могли испариться!
Необходимо твердо следовать плану, если дорога жизнь! – напутствовал себя Альфий. Задействовать кнопку «стоп». Немедленно затем развернуться и выскочить из сарая. Захлопнуть за собой дверь и в одну секунду замкнуть замок. А потом… потом он просто обольет сарай керосином и бросит спичку! Ведь если я нажму эту кнопку, – уговаривал себя Альфий, – тогда я точно смогу, сумею повернуться к н е м у спиной. Потому что в это мгновение электрический удар парализует мышцы чудовища, стегнув по ним, словно бич. И тварь, вышедшая из повиновения, не успеет броситься мне на плечи!
Учитель глубоко вздохнул – как будто перед прыжком в воду – и надавил пульт. Усилие оказалось чрезмерным. Вспотевший палец сорвался с глубоко утопленной кнопки, скользнул – и утопил следующую .
И тут же крышка зарядного ящика стремительно взвилась вверх. Она издала слабый стук, откинутая к стене. Шипастые очертанья раскачивающейся на выпрямившихся ногах твари предстали Альфию. И его рука, сведенная судорогою страха, намертво сжала пульт…
По-видимому, это активизировало и еще какие-то кнопки. В свете луны блеснули неожиданно ярко металлические шары, выскочившие из глазных камор. И взгляд учителя, не пожалевшего в свое время сил разработать и воплотить эту дьявольскую уловку, немедленно оказался пойман и остановлен – все разом его внимание, перенапряженное страхом, пригвоздил блеск .
Стремительно нараставший ужас и без того уже погрузил учителя в состояние, напоминающее гипнотический транс. Он потерял какую бы то ни было волю к сопротивлению. Его колени ослабли. Все тело медленно подалось вперед… и вздрагивающее горло Альфия соприкоснулось с шероховатой, пока еще неподвижной клешней чудовища.
умру, если запущу программу движенья его клешней! – вспыхнуло, как будто на бескрайнем экране, в сознании загипнотизированного человека. Рушащийся рассудок цеплялся еще за жизнь – боролся, предостерегал…
Но Альфий был обречен. Теперь изменить хоть что-либо было попросту невозможно. Само предостережение оказалось воспринято сознанием его словно… команда гипнотизера медиуму . Внутренний мир учителя вмещал теперь лишь беспредельный ужас – и цепенящий блеск лунных глаз.
В такие роковые мгновения над человеческой душой бывает властно только одно. Страсть к ПРОТИВОПОЛОЖНОМУ . ( Демон Противоречия , как выразился бы бессмертный По.) И страсть эта заставляет несчастного совершать то именно, чего он больше всего боится. Зовет испытывающего страх высоты шагнуть в пропасть. В точности, как побуждает она же, например, и лягушку сделать прыжок в пасть змее…
Пальцы учителя превратились в какое-то инородное существо… в ЧУДОВИЩЕ. Они… НАБИРАЛИ КОД…
Оцепенение Альфия оказалось таким глубоким, что боли он не почувствовал. Он только различал сквозь нарастающую волну звона – усиливающегося, невообразимо высокого – чавкающий какой-то звук. Безостановочные клешни, ритмически сжимаясь и разжимаясь, двигались в его плоти… 17
На утро следующего дня его обнаружили ученики, напрасно долго прождавшие, когда математик соизволит прийти и начать урок. Тело с развороченным горлом лежало на пропитавшемся кровью земляном полу, и перед ним был пустой раскрытый зарядный ящик.
У стариков поселка не вызвал изумления факт, что жуткое создание Альфия, ставшее причиною двух смертей, вновь непонятным образом куда-то исчезло. « Боа наказал нехорошего человека и ушел в море. Чего же тут удивительного, ежели колдун знался с чёртом, а остальное все просто выдумал для суда?»
– Мы можем не соглашаться с их мнением, – так завершил это повествование мой друг, родственник Велемира. – Ведь они – «темные, суеверные люди»… Но факт остается фактом, – и с этими словами он как-то дико и странно посмотрел мне в глаза, – краб исчез .
Мне сделалось немного не по себе в момент, когда пришлось выдерживать этот взгляд.
И даже появилось желание несколько разрядить обстановку, плавно закруглить изрядно напрягшее нервы повествование какой-нибудь глубокомысленной и пустой сентенцией.
– Ну и что же, – стараясь говорить медленно и спокойно, произнес я. – Исчез… В конечном итоге зло обязательно исчезает, уничтожая самое себя, и…
Мой собеседник не дал договорить.
И мне пришлось пожалеть о сказанном, потому что нездоровое нервное возбуждение его от моих слов лишь усилилось.
– Не себя … – даже не произнес, а прямо-таки криком прошептал он, – а только лишь создателя своего разрушает зло… как и применителей зла… но ведь само-то оно – бессмертно!
1993 (редакция 2005)
Чудо о змие
В красном поле святой Георгий,
серебряными латами вооруженный,
с золотою сверх оных веющей епанчей,
имеющий диадему на голове,
едущий на коне серебряном,
на котором седло и сбруя вся золота,
черного змия в подошве щита золотым копьем
поражающий.
Екатерина Великая, Статут Ордена.
– Диктатор, я верю в Сына!
Немыслимые слова эти, сказанные обычным голосом, разнеслись, повторенные эхом пустынно-роскошных зал… и по себе оставили они звонкой, напряженной тишину меж скошенными столпами солнца.
Диоклетиан догадывался о чем-то подобном, хотя и не умел знать . Оно ведь было оно иным – посреди выражений ползучей злобы, разъевшего до костей страха, единовластного и тупого амока – как будто бы светящееся лицо Георгия. Такие попадались у странников, повидавших земли, и сделавшихся, подобно птицам и ветру, далекими от всего. Бывало – и у старых солдат, которые заглянули не раз в белесый и острый, как пламя, зрачок Медузы. И, разумеется, такими были лики у ближних – последователей Распятого, которых диктатор жег. Или, как почиталось оно изысканнее, посылал их в Амфитеатр. Где одни, разгневанные солнцем и голодом, звери – терзали их… а другие, смеющиеся с высоких ступеней выщербленного камня – видели.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
