И Святослав, широко размахнувшись, швырнул меч в пыль, к ногам высокого посла.
4
Волновался ли великий князь перед своей первой тяжелой битвой? Волновался, но, злясь на самого себя, гнал волнение из своей души.
Первую свою войну — с вятичами — он проиграл. И совсем не потому, что воевода Свенельд попросту подставил его, не дав никакой подмоги. Свенельд поступил правильно, так как победы ничему не учат. Учат только поражения. И он едва не получил второго разгрома, когда брал Великий Булгар. Его спас тогда Морозко, просочившийся в город, который и запалил со всех концов.
Да, учат только поражения. Но нельзя держать их в душе перед решающей битвой. Думать надо только о победе.
А если хазары узнают о том, что он им приготовил?.. Тогда…
Он резко повернулся к Сфенклу.
— Я забыл о дозорах!
— Дозоры уже посланы. Открытые — для почета, тайные — для слежки. Ты был просто очень взволнован встречей, князь, и я распорядился сам.
Сфенкл с детских игр был правой рукой Святослава. Но даже он не знал всех подробностей плана великого князя. Святослав настолько доверял своему ближайшему другу, настолько был убежден в его сообразительности, что предпочитал ее собственным решениям. Поэтому он обрисовал другу лишь общие черты задуманной им битвы, но спросил, что он думает о перестроении в считанные мгновения.
— Понимаю, ты хочешь поставить перед хазарами загадку, великий князь. В этой затее самое опасное — крылья. И время, когда конница должна будет ударить по хазарскому тылу.
— Вот ты и определишь этот миг. Мне некогда будет, мне острие держать, чтоб не смяли.
— Что-то мне тут не очень по душе…
— На крыльях будут метальщики Икмора, — недовольно сказал Святослав, поскольку терпеть не мог, когда сомневались в его решениях. — Он сегодня что-то очень уж разговорчив стал. Проследи, как бы не заторопился.
— Пыль, — заметил Сфенкл. — Не иначе, наш старик возвращается.
Подъехал старик с герольдом, трубачом и княжеским стягом. Святослав вежливо помог ему спешиться.
— Порою мне нравится твое нахальство, великий князь, — довольно проворчал старик. — Хазары пришли в ярость, а ярость слепит очи.
— И в чем же выразилось их ослепление? — спросил Сфенкл. Святослав почему-то молчал. — Они решили не связываться с нами?
— Лучше, — усмехнулся старик. — Они решили выставить против нас все свои силы. А их у хазар много. Много больше, чем у нас.
— Так что же тут лучше?
— А то, что ради будущего победного торжества хазары назначили, чтобы их войском командовал в битве сам великий каган.
— Вот за это известие прими мою благодарность, — Святослав растянул губы, что давно уже стало обозначать улыбку. — Насколько мне известно, великий каган никогда не выигрывал ни одного сражения. Как тебе это удалось, отец моего побратима?
— Хазарской правящей верхушке необходим какой-то очень для них выгодный договор. Мне удалось намекнуть, что после безусловной победы над тобой, великий князь, каган значительно увеличит вес своей подписи.
— Твой должник.
— Но!.. — старик поднял палец. — Повторяю. Они собирают под его командованием все свои силы. А силы, как тебе, князь, известно, у них немалые.
— Тем звонче будет наша победа!
Старик в упор посмотрел на великого князя седыми глазами. И вздохнул:
— Ты — молод. А у каганата очень мощная конница. Белые и черные хазары, не считая боярских дружин.
— Я готов к ударам их конников. Так же готов, как готов к разгрому всего их войска.
— Они подтянут свои силы не ранее, чем через дней десять. А то и две недели.
— Значит, через две недели мы будем праздновать победную тризну!
— Слава великому князю Святославу! — выкрикнул Сфенкл.
— Слава! Слава! Слава!..
Откликнулась вся дружина. Как княжеская, так и Морозко.
Молчали только берендеи и черные клобуки, заботливо спрятанные от любопытных глаз.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
В ожидании противника великий князь широко разослал пешие и конные дозоры. И строго предупредил, чтобы не высовывались. А старик сказал:
— Вы землю чаще слушайте. У них обозы тяжелые, доспехи тяжелые… И показал, как надо слушать землю. На полном выдохе и — не дыша.
Как ни прикрылся Святослав дозорами и наблюдателями, как ни слушали они все землю, он все же не рискнул продолжать отрабатывать перестроения своих дружин. Удивить — значит победить. Он верил в это, как верят в чудо. А Хазарский каганат славился своими лазутчиками, так что надо было соблюдать предельную осторожность.
На десятый день ранним утром, когда Святослав разводил костер, чтобы приготовить дружинам завтрак, донесли:
— Топот, великий князь. Аж земля гудит.
Святослав тут же залил костер, растоптал уголья. Повелел хмуро:
— Воевод ко мне. Всех.
Прибыли воеводы. Все, кроме берендеев и черных клобуков. Те знали свои задачи и свой час. А остальные выполнили повеление великого князя, построив рати в шеренги с печенегами на обеих концах. Удивлять было еще не время, и потому Святослав встречал хазарское войско в обычном порядке. И сказал единственное, что не требовало объяснений:
— Никого не кормить. Пировать будем на победной тризне. Или не будем никогда.
Топот приближался, ритмичный и грозный. Его ощущал каждый ратник, но ряды выстроенного войска замерли без малейшего звука. Не только потому, что верили в своего вождя, но и потому, что верили в свою судьбу.
А грохот копыт все нарастал, и в нем все чаще прорывались звоны металла — ножны мечей брякали о кольчуги, и ратники Святослава уже поглядывали на своего вождя.
Но великий князь выглядел совершенно невозмутимым. На самом деле он думал только об одном: как бы хазары не изменили привычной для них тактики предстоящего сражения. Тогда «удивили», а значит, победили бы хазары, вся битва — для него! — перевернулась бы с ног на голову.
Наконец, хазарское войско показалось на выбранной Святославом поляне. Едва появившись из-за пригорка, воины умело и неторопливо начали еще на ходу перестраиваться в боевые порядки. С флангов их прикрывала конница.
Конечно, именно в это время следовало нанести стремительный удар, зажать их в кольцо, не дать развернуться. Это промелькнуло в голове великого князя… «Но, — подумал Святослав, — конница уже получила иные распоряжения, а потому… придется принять их правила. Но на будущее учесть, что сражения не следует усложнять правилами…»
Хазары продолжали неторопливо разворачиваться, строя боевые порядки. Последним из-за бугра появилась процессия в парадных одеждах. В центре ее в паланкине, который несли полуголые дюжие рабы, восседал каган Хазарин. Номинальный владыка могучего государства. Пока все шло так, как говорил отец Морозко, и великого князя оставили последние сомнения. Балдахин установили позади войск на каком-то постаменте, чтобы каган мог наблюдать за битвой.
