— Да, — промолвила Тура. — Именно так мы и хотели поступить. Но ведь мы даже письма от него не дождались, не то что билетов.
— Дело в том, — ответил Эрлинг, — что Вальтер так и не добрался до Нью-Йорка. Его ограбили и убили в Саутгемптоне, вечером накануне моего отплытия. Потому-то я и не узнал ничего до тех пор, пока не оказался там в следующий раз, несколько недель спустя.
Умер. Бленду словно оглушили. Папа умер. Его убили. Ограбили и убили. Такого ужаса она даже представить себе не могла — чтобы кто-то из-за небольшой суммы денег решил убить другого человека. И что тот, кого убили, был ее папой. Минуту назад она хотела знать правду, но теперь она предпочла бы никогда этого не слышать. Тогда бы она могла еще на что-то надеяться.
Она слышала взволнованный голос мамы:
— Значит, он не оставил нас? Но откуда вам все это известно?
— Мы встретились и выпили с ним по стаканчику, ведь это был мой последний вечер в порту. Но он не был пьян, хотя кто-то потом утверждал обратное. Быть может, немного навеселе, но совершенно точно не пьян. Кабак, где мы сидели, находился в порту, он проводил меня до грузового причала, где стояла моя шхуна, а сам потом должен был пойти на пассажирскую пристань. Взойдя на трап, я обернулся и помахал ему. Вальтер стоял на берегу и махал мне вслед. Таким я его и запомнил. Больше я его не видел.
Эрлинг замолчал и вздохнул.
— Я до сих пор не понимаю, как это произошло. От грузового причала до пассажирского было недалеко, я был уверен, что на таком коротком отрезке ничего не должно случиться. Но кто знает, может он пошел в обход, чтобы на что-то взглянуть, а может, встретил знакомого и доверился ему, хотя этого делать не следовало. А может, ему просто не повезло. Его тело нашли в портовом бассейне несколько дней спустя, когда его судно уже ушло. Но тогда его не смогли опознать: при нем не нашли ни паспорта, ни билетов, никаких других документов. Все это забрали грабители, отчего вам и ответили из США, будто он прибыл на место. Кто-то другой путешествовал по его бумагам, по его билету.
Эрик наморщил лоб. Следить за рассказом было непросто, но он изо всех сил старался понять.
— В следующий раз, оказавшись в Саутгемптоне, я узнал, что в порту убили какого-то шведа или норвежца. Тело нашли в воде, но он не утонул, а был убит, и потом сброшен в воду. О том, что это скандинав, догадались по этикеткам на одежде. Пальто было сшито в Гётеборге, а белье — норвежское. Я пошел в Шведскую церковь, ведь это мог оказаться кто-то, кого я знал. Мне и в голову не пришло, что это может быть Вальтер, ведь я полагал, что он уже давно в Америке. Но они показали мне его пальто, и я сразу узнал его. Оно было зашито у карманов, вы помните?
— Да, я сама зашивала его.
— Я рассказал им все, что знал, и они обещали сообщить его семье, то есть вам. До этого самого дня я был уверен, что они так и сделали. Но видно, кто-то допустил ошибку. И семь долгих лет вы ничего не знали.
Эрлинг замолчал. Эрик начал медленно понимать, что означает его рассказ.
— Значит, мы не поедем в Америку? — спросил он.
Мама не ответила, но Эрлинг сказал:
— Это неизвестно, Эрик. Никто не знает, как повернется жизнь.
Эрик переводил взгляд с Эрлинга на Бленду, с Бленды на маму. Эрлинг серьезно, но по-доброму смотрел на него. Бленда опустила голову на колени и обхватила ноги руками, как будто обнимала сама себя. А мама вдруг поднялась и сказала:
— Пошли. Скоро придет лоцманский катер. Нам надо многое успеть.
* * *
Мысли роились у Эрика в голове, пока он семенил к дому: папа так и не добрался до Америки, он никогда не искал золото на Аляске, кто-то поехал в Америку вместо него, кто-то украл его имя и его билет. Папу убили и скинули в воду в этом городе со странным названием. Эрик надеялся, по крайней мере, что ему было не очень больно, что это произошло быстро и он ничего не успел почувствовать.
А теперь еще мама сказала собирать вещи, она попросила Эрика взять только самое необходимое, только то, что он сможет унести сам. Они оставят маяк и вернутся в Гётеборг. Эрик споткнулся и, чтобы не упасть, схватил Эрлинга за руку. Так, рука об руку, они и пошли за мамой и Блендой, спешившими по камням к дому.
На скамье в кухне дремал полулежа пожилой моряк, остальные до сих пор играли в карты, но уже молча, без восклицаний и смеха.
Не постучав, мама открыла дверь в гостиную и сразу же решительно затворила ее за собой. Бленда ушла к себе наверх. Эрлииг Юхансон слегка потрепал Эрика по голове.
— Ну, старина, настал важный момент. Когда твоя мама знает, чего хочет, ее, похоже, мало что может остановить.
Так Эрик еще никогда не думал о своей маме, но он понимал, что Эрлинг прав: иногда она бывала решительна и непреклонна.
Он огляделся: что ему взять с собой, что самое необходимое?
Моссе! Кроме Моссе у Эрика не было ничего, что нельзя было бы оставить на острове. К тому же Моссе он запросто может унести сам.
— Пойдемте, нам надо найти коробку, Моссе поедет со мной домой, в Хагу.
Он уже вышел на крыльцо, но Эрлинг остановил его.
— Эрик, подожди, давай все-таки подумаем. Ты согласен, что самое важное для всех нас — и людей, и животных — это чувствовать себя хорошо и иметь возможность делать то, что мы хотим?
Эрик кивнул, с этим было трудно поспорить.
— Даже если у Моссе не хватает нескольких перьев, его крыло зажило. И теперь, пожалуй, больше всего он хочет снова летать. Как тебе кажется?
— Конечно, так оно и есть.
— Отлично, а когда он снова сможет летать, он скорее всего предпочтет это делать здесь, вместе со своими друзьями, во всяком случае, поначалу. Ты все еще согласен со мной?
Эрик снова кивнул.
— Потом, спустя некоторое время, рано или поздно, ему это, возможно, надоест, и он сам захочет слетать в Гётеборг. И тогда он по собственной воле навестит тебя. Что скажешь?
Эрик знал, что чайке больше не нужен его уход, Моссе мог теперь сам о себе позаботиться. Лучше всего ему будет там, где он родился и вырос. И хотя в Гётеборге тоже водились чайки, дом Моссе был именно здесь, на Лилла Эйдершер.
Они вышли на скалу. Прижав чайку к груди, Эрик гладил ее и шептал:
— Красивая птица, сейчас ты полетишь. Я знаю, ты можешь летать. Ты большая, красивая птица.
— Ты просто поставь Моссе к себе на ладони и подними руки повыше, — сказал Эрлинг. — И все.
Эрик сделал так, как посоветовал Эрлинг.
Моссе немного потоптался на месте, а потом бросился в воздух. Он изо всех сил махал крыльями, но все равно постепенно опускался к воде у скал.
«Он не может, — подумал Эрик. — Он не справится».
Это огорчило его, но в то же время обрадовало: ведь если Моссе не может летать, ему все-таки придется забрать его с собой.
