Ланге решил как можно скорее встретиться с Уайтом. Невесело было у него на душе. Пропал аппетит, и он нервно курил. На морском вокзале Ланге купил билет на первый попавшийся транспорт, уходящий в Осло. За час до отхода транспорта, когда была окончена погрузка, Ланге уже стоял на баке и грустный смотрел на город. Он вспомнил транспорт, на котором приплыл в Заполярье, встречу с русскими катерами, то, с чего начались его беды. Потом полуостров Рыбачий, арест, побег, встречу с Хекконеном на Никеле и наконец Тронхейм. Вспомнил загорелого незнакомца, Лину, и его передёрнуло от этих воспоминаний. Успокаивая себя, Ланге решил: «Да, труднее стало работать…»
На транспорте вдруг зашевелился народ. Капитан объявил через мегафон:
— Выход в море запрещён, транспорт остаётся в Тронхейм-фиорде.
Группа людей с чемоданами оттеснила Ланге к трапу, он без сожаления поплёлся обратно в город и тут же выехал на аэродром, решив сегодня же вылететь на север в Лиинахамари.
Ланге купил билет на самолёт до Леастарес, прошёлся вдоль поля аэродрома, потом раздвинул кустарник, хотел сесть на скамейку — и остановился. В стороне под деревом стоял загорелый незнакомец. Посмотрев на Ланге, он неторопливо закурил, сунул в карман спички и, заложив назад руки, пошёл по тропе.
— Джентльмен, остановитесь! — крикнул Ланге и с ехидной усмешкой спросил: — Послушайте, сколько вам платят за то, что вы вторые сутки наступаете мне на пятки?
— Побольше, чем твой хозяин, — ответил тот и, вяло зевая, стал прохаживаться по тропе.
Ланге ушёл к полю аэродрома, смотрел на самолёты, и ему казалось, что вот-вот объявят о нелётной погоде… Гестапо могло придумать и не только это.
Но он всё-таки вылетел на Леастарес.
ГЛАВА 18
После совещания у рейхскомиссара Кайфер только на другой день возвратился в штаб дивизии, занимавший длинный дом с плоской крышей под гранитным выступом скалы. В многочисленных комнатах штаба стояла необычная тишина и, казалось, единственным человеком в этом доме был часовой у знамени в дежурной комнате. Но как только появился генерал, захлопали двери кабинетов, началась бестолковая суетня. Штабные офицеры ещё не знали, что ждёт дивизию. Предполагали, что ей придётся прикрывать отход войск в Норвегии, а это было равносильно гибели. Кайфер отдал первые распоряжения, и новость — держать фронт — мгновенно облетела все кабинеты штаба, и вскоре о ней заговорили в дивизии.
Генерал вызвал с докладом начальников служб. Он нервничал, перебивал их, наговорил грубостей начальнику армейской разведки.
— Русские готовятся к наступлению, а мы вторую неделю не знаем, что творится у них перед прорывом. Идите! — генерал карандашом показал на дверь и, глядя на покрасневшие шею и уши начальника разведслужбы, добавил: — Без доклада о захвате пленного не переступайте моего порога и пеняйте на себя.
С начальником инженерной службы разговор прошёл спокойней. Главное, что интересовало генерала, — минирование, установка проволочных препятствий, строительство огневых точек и укрытий от артиллерийского и миномётного огня, было выполнено. Инженер оказался предусмотрительным и уже составил план минирования дорог пехотными и противотанковыми минами.
— Я совершенно упустил это важное мероприятие обороны. Умница вы у меня! — похвалил Кайфер.
Последним докладывал офицер-связист. Он надеялся, что генерал останется доволен его предусмотрительностью и расчётливостью, но за это-то ему и досталось от Кайфера больше всех.
Готовясь к отходу дивизии и испытывая крайнюю нужду в телефонном кабеле, который давно не доставлялся в Заполярье, начальник связи приказал снять телефонную линию между передовыми подразделениями и некоторыми частями, расположенными в глубине обороны. Смотанный кабель отправили на склад в глубокий тыл.
— Это равносильно измене! — кричал генерал. — Под суд отдам, если к утру не восстановите связь!
Кайфер расстроился и быстро покинул штаб дивизии. Зимбель сопровождал его.
Наступил вечер. Генералу захотелось пройти по прифронтовой полосе, заглянуть на один из опорных участков, подышать свежим воздухом и отдохнуть от штабной суеты. Они медленно шли по тропе у подножья сопок, дымя сигаретами.
— Вы что нахмурились, обер-лейтенант? — спросил Кайфер.
— Я? Так, ничего, — встрепенулся Зимбель.
— Интересно, о чём вы думаете сейчас?
— О маме, — смущённо ответил Зимбель и тут же пожалел, что не соврал.
— Надо думать о фронте, о Германии, обер-лейтенант!
По лощине, между двух сопок, они вышли к Муста-Тунтури, пошли по ходам сообщений в проволочном заграждении. Здесь было многолюднее. Из землянок и огневых точек выглядывали солдаты, смотрели на командира дивизии.
Остановились около землянки полевого госпиталя. На фанерной двери был выжжен хромой солдат на костылях, с большим вещевым мешком. Из многочисленных карманов вещевого мешка торчали бутылки, колбаса, голова гуся, а из одного — свисала длинная цепочка с часами. Свободное место фанеры заполняли изображения берёзовых крестов.
Сверху на двери выжжена надпись:
Хоть без ноги, но я живой,
Уехал к Одеру домой.
— Уничтожить! — поморщившись, приказал Кайфер.
Вошли в полевой госпиталь. Кайфера встретил дежурный врач, полный, с выпяченным подбородком, тот самый, который осматривал прострелянную руку Даутенфельса. Кайфер бегло осмотрел раненых и спросил врача:
— Почему у всех ранения в руку?
— Это отделение с лёгкими ранениями, господин генерал… напротив — тяжёлое отделение…
Кайфер остановился около последней койки справа. Раненый вскочил перед генералом, опустил руки по швам.
— Больно? — спросил его Кайфер.
— Уже зажило, господин генерал, — бойко ответил тот и, осмелев, добавил: — Жалко, уходим отсюда, я бы не одному русскому поломал когти.
— Молодец! Ты настоящий солдат Великой Германии! Давно в армии?
— С 1936 года, господин генерал. Воевал в Польше, Франции, Норвегии, а здесь, чёрт возьми, не успел приехать, ранили.
— Откуда «не успели приехать»?
— С юга Норвегии, месяц назад.
— У вас бодрый дух, который в госпитале может прокиснуть. Ваше место на передовой.
Врач принёс стул, услужливо поставил его около генерала.
— Вы чем расстроены? — спросил Кайфер молодого солдата на соседней койке и, увидев в его руке конверт, пошутил: — Жена изменила.
— Я не женат, — раненый вынул из конверта письмо и прочитал: «Спрятаться некуда… Город в развалинах. Фугасная бомба ночью попала в ваш дом. Отца с матерью не нашли…»
— Будьте мужчиной, — не дослушал Кайфер, увидя задрожавший в руке раненого солдата лист письма. — Кровь, пролитая за Великую Германию, будет отомщена…
