— Очень интересно взяли. Ладно, вы, кажется, хотели изложить свой план спасения России. Продолжайте.
— Я, собственно, сказал все. Если в ближайшие месяцы не будут предприняты масштабные социальные преобразования или такие преобразования не будут твердо обещаны, нас ждет революция.
— Я вам уже сказал, государь на это никогда не пойдет.
— Значит, нам надо сменить государя.
Брусилов долго молчал, глядя куда-то в сторону, после чего произнес:
— Если бы я не знал вас как блестящего боевого офицера, то пресек бы этот разговор еще в начале. Но я вполне понимаю ход ваших мыслей и даже разделяю некоторые из них. Я действительно не вижу ничего дурного в том, чтобы растрясти наших толстосумов и заставить их поделиться с народом. Я приветствовал бы раздел земли между теми, кто работает на ней. Давайте отбросим все разглагольствования о долге и преданности престолу. Мне очень нравится девиз генерала Слащева: «Служить родине, а не лицам». Я служу России, и, если я вижу, что кто-то ведет ее к гибели, я обязательно встану на его пути. Если бы я видел воистину достойного претендента на престол, я бы обязательно поддержал его. Но поверьте, людей, способных решительными действиями вывести страну из кризиса, просто нет. Из кого вы собираетесь выбирать? Романовскую семейку я вам вообще не рекомендую трогать, вы в любом случае не дождетесь оттуда толковых реформ. А кто тогда? Уж не хотите ли вы вместе с думскими либералами добиваться свержения монархии? Упаси вас Господь. Вы-то должны понимать, что эти демагоги заболтают любое дело. Но самое главное, в это тяжелое для России время мы не должны участвовать в расколе нации. Наша с вами задача — служить родине и защищать ее от внешних врагов. А те, кто принял на себя крест ответственности за судьбы страны, пусть ведут ее.
— Вот я тоже так думал раньше, — проворчал Крапивин. — Оборонял от внешних врагов. А когда обернулся назад, оказалось, что и родину украли, и лица, которым надо служить, больше на рыла смахивают.
— Не понял вас? — подобрался Брусилов.
— Виноват, господин генерал-лейтенант, разрешите обратиться к господину подполковнику, — вытянулся рядом с их столиком штабс-капитан с аксельбантом на плече.
— Обращайтесь, — рассеянно посмотрел на него Брусилов.
— Господин подполковник, вам пакет из канцелярии Верховного главнокомандующего. — Штабс-капитан протянул Крапивину большой конверт, запечатанный сургучными печатями, козырнул и удалился.
Крапивин быстро вскрыл депешу и пробежал ее глазами.
— Высочайшим указом мне присвоено звание полковника. Кроме того, я переведен в Петроград. На меня возлагается командование внешней стражей Александровского дворца в Царском Селе.
— Сиречь места пребывания августейшего семейства, — заключил Брусилов. — Стало быть, на государя произвел впечатление ваш ночной спектакль. Что ж, вполне в стиле нашего самодержца. Сильных людей в ближайшем окружении он не терпит, но всегда рассчитывает на их помощь в трудную минуту. Да и высоких людей он недолюбливает. А вас, как назло, Господь тремя аршинами роста наградил. Так что войти в ближайшее окружение государя у вас не получится. Но все равно поздравляю. Это серьезное повышение. Безусловно, мне жаль терять вас. Но я надеюсь, что на новом посту вы принесете больше пользы отечеству.
— Больше всего пользы я принес бы, если бы организовал сеть специальных отрядов, — недовольно возразил Крапивин.
— Как знать, может, вам еще представится такая возможность. А пока организуйте надлежащую охрану августейших особ. Но главное, не забывайте того, о чем я вам сказал. Мы служим родине, а не лицам, — Это я навсегда запомню, ваше превосходительство, — пообещал Крапивин.
ГЛАВА 15 Петроград
Извозчик остановил пролетку прямо напротив подъезда. Крапивин быстро расплатился с ним и за считанные секунды взлетел на третий этаж, туда, где снимал квартиру Чигирев. Историк встретил его в прихожей. Одет он был по-домашнему, в добротный стеганый халат и мягкие туфли.
— Господи, боже мой, уже полковник! — изумился он при виде старого знакомца. — И полный георгиевский кавалер в придачу. Поздравляю! Что же ты не писал о своих подвигах?
— Да чего там писать, — недовольно буркнул Крапивин. — Воюем. Как положено.
— Ну, проходи, располагайся. Я и не ожидал, что так быстро приедешь. Извини, я так и не понял из твоей телеграммы: ты переведен сюда на службу или в отпуск приехал?
— Переведен на службу.
— Понятно. Подожди меня в столовой. Я сейчас распоряжусь насчет обеда. И ванну, наверное, тебе принять бы не мешало.
— Пожалуй, — согласился Крапивин. — Только скажи сначала: от Игоря есть вести?
— Нет. Как уехал тогда, в тринадцатом, так словно сквозь землю провалился.
— А от Янека?
Чигирев заметно погрустнел:
— Об этом я тебе позже расскажу. Когда отдохнешь.
— Что-нибудь случилось?
— Да.
— Нужна помощь?
— Нет. Вряд ли ты сможешь помочь.
Через два часа, когда Крапивин вымылся и пообедал, Чигирев зазвал его в свой кабинет и плотно запер двери.
— Нам надо с тобой серьезно поговорить, — произнес он.
— Скажи сначала, что с Янеком.
— Он бежал из ссылки. Около года назад. Его до сих пор не нашли. Я даже Басову писал, чтобы он поискал своими методами. Ты ведь знаешь, если нас убивают, мы возвращаемся в родной мир. Янек мог попасть в семнадцатый век, в наш мир, или в восьмидесятые годы двадцатого века. Смотря какой мир считать для него родным…
— Да не погиб он, можешь не сомневаться, — решительно заявил Крапивин. — Молодец мальчишка, моя школа.
— Заметно, что твоя. Он не просто сбежал. Он одного ссыльнопоселенца убил.
— Кого?
— Вот в этом-то и суть. Иосиф Джугашвили. Имя ничего не говорит?
— Погоди, это же…
— Иосиф Виссарионович Сталин собственной персоной. Я еще когда узнал, что Янека в Туруханский край ссылают, забеспокоился. Хотел его поскорее оттуда вытащить, да ты как раз Распутина пристрелил. Так что все мои попытки провалились.
— Господи! — Крапивин принялся массировать виски. — Это же переворачивает всю историю.
— Грандиозно меняет ее. Но вся проблема в том, что меняет ее совсем не в той точке, где нам надо.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы с тобой решили, что главная наша задача — предотвратить большевистский октябрьский переворот. Но роль Сталина в семнадцатом году ничтожна. Невелика она и в Гражданской войне. По крайней мере он не настолько ключевая фигура, чтобы его устранение могло изменить ход событий. Сталин выходит на передний план много позже. Фактически, в конце двадцатых.
