— Слушай, ты, — сказал Бельведер, — поступай ко мне на службу!
— На какую должность? — спросил волшебник. Бандит задумался:
— Ты сны толковать умеешь? Тараканыч усмехнулся:
— Я был главным толкователем снов в княжестве Понти!
— Это где?
— По соседству с королевством Монти. Бельведер уважительно кивнул головой, хотя слышал эти названия первый раз в жизни.
— Объявляю тебя моим личным адъютантом! Приступай к работе. Вчера мне снилась грязная вода. Толкуй сон. Это плохой сон, — сурово сообщил Тараканыч.
— А позавчера приснилась клубника…
— Это хороший сон!
— А на прошлой неделе вот что видел. Будто еду я на слоне, с неба деньги сыплются, а люди на коленях стоят. И вдруг слон побежал к пропасти. Я кричу: «Стой!», а он мне отвечает: «Некогда!» И полетели мы в страшную пропасть. Проснулся я в холодном поту. Толкуй!
— Сначала тебе, Бельведерчик, будет очень хорошо, а потом — очень плохо. Может, даже и убьют.
— Нет! — взревел бандит, хватая волшебника за бороду — Все ты врешь. Таракан! Меня не убьют, я буду долгожителем!
— Пусти бороду! — сказал волшебник.
— Не пущу!
— Пусти, а то чирей посажу, ты меня знаешь. Бельведер разжал пальцы. Тараканыч расправил бороду, обиженно буркнул: «Псих ненормальный!»
— Злишься? — спросил Бельведер. Чародей не отвечал.
— Пошутить с тобой даже нельзя, — «режиссер» вздохнул. — Лучше предскажи мне судьбу по звездам.
— Надо на звезды взглянуть, — грустно сказал Тараканыч.
— Так в чем же дело! — вскричал Бельведер. — Иди на палубу, полюбуйся на свои звезды и расскажи мне всю правду. Только не вздумай расстраивать меня! А не то вздерну на рее…
Бандит уронил голову на стол и захрапел. Темная ночь окутала корабль. Океан вздыхал за бортом, облизывая корабль соленым языком волн. Слева мерцали огни «Пилигрима». Волшебник побрел туда, где лежали пленники. Охранники преградили ему путь.
— Вот что, чилдрены, дети мои дорогие, — сказал старик. — Начальник ваш, небезызвестный Бельведер, назначил меня своим звездочетом. Приказал он к утру определить его судьбу по звездам, а вас назначил моими помощниками.
Бандиты заикнулись, что они уже назначены часовыми.
— Одно другому не мешает, — успокоил их Тараканыч. — Левым глазом на палубу глядите, а правым на звезды. Можно и наоборот.
Он провел рукой, как бы разделив небо чертой:
— Тут как раз середина неба будет. Ты, май френд, считай звезды слева, а ты, мон ами, считай те, что cпpaва.
— Но мы умеем считать только до ста, — сообщил любезный ягненок.
— Не беда, — волшебник погладил бороду, — как ста досчитаете, вырывайте из своих голов волосок, складывайте в пучок и начинайте следующую сотню. Приступайте чилдрены, приступайте!
Пираты задрали головы к небу и, тыкая указательными пальцами в звезды, забормотали цифры. Таракана уселся на палубе, рядом со связанным экипажем «Калабрии», и вздохнул
— Давно лежите? — спросил он.
— Лежим, — с ненавистью отозвался Сид. — А вы проваливайте отсюда, любитель бычков в томатном соусе!
— Ты меня едой не попрекай, — тоскливо произнес Тараканыч, — мне сейчас очень плохо. Меня «режиссер» за бороду таскал, всячески оскорблял и унижал. Это меня! Тараканыча! Гордость всех злых волшебников!
Он покачал головой и неожиданно заплакал. Слышно было, как повизгивают пираты, вырывая из головы волосы.
— Отомстить «режиссеру» надо! — сказал Тараканыч кончив плакать. — Чирей, может, ему посадить? Так ведь для такого барбоса это пустяки. А я больше ничего не ум не приходит.
— Если хотите ему насолить, — сказал капитан, — спасите «Калабрию».
— Спасти-это значит делать доброе дело, — старик вздохнул, — а я ведь злой волшебник, мне совесть не позволяет творить добро.
— Вы заблуждаетесь, Тараканыч! — взволнована! воскликнул Сид. — Спасая «Калабрию», вы совершаете зло
Посудите сами: если пиратам не удастся потопать «Калабрию», их накажут, снимут с работы, например. А у них куча детей. Дети начнут голодать, болеть. Вот вам и зло.
— Действительно, — прошептал Тараканыч, — и как я сам об этом не подумал.
— И кроме того, — продолжал Укротитель вареников, — можно потопить «Пилигрим», красивый корабль, один из последних парусников. Разве это не злое дело?
— Верно, — обрадовался Тараканыч, — молодец! Когда небо на востоке окрасилось в нежно-розовый цвет, на палубу «Калабрии» вылез хмурый, с опухшим лицом Бельведер.
— Ну, звездочет, — сказал он недобро, — определил мою судьбу?
— А как же, — улыбнулся Тараканыч, — значит, сначала тебе будет хорошо, потом — плохо, потом опять хорошо, опять плохо, и так это будет идти одно за другим: то хорошо, то плохо. Но кончится все хорошим, прямо сердце за тебя радуется.
— А не врешь?
— Чего мне врать, когда на небе ясно все указано. Хороших звезд на одну больше, чем плохих. Вот-братики кудрявые могут подтвердить.
Он обернулся к двум совершенно лысым пиратам с букетами волос в руках. Счетоводы смущенно кивнули гладкими головами.
«Режиссер» повеселел.
— Ну, сейчас взрывать будем, — объявил он.
— А взрывчатки хватит? — осведомился Тараканыч. Бандит ухмыльнулся:
— У нас этого добра на десять таких кораблей хватит! Полный трюм на «Пилигриме»
Он вынул свисток и засвистел. На палубу вылезли его подручные. Они привезли с «Пилигрима» несколько ящиков взрывчатка, заложили их в машинное отделение и протянули бикфордов шнур к борту «Калабрии». Затем пираты погрузили! в шлюпки награбленые вещи, и шлюпки отчалили от «Калабрии». Осталась всего одна лодка, в которой стоял Бельведер со спичками в руках.
— Эй, звездочет! — крикнул он. — Чего ты тянешь Может, оставить тебя на «Калабрии»?
— Иду, мое солнце, — откликнулся Тараканыч, — бегу
Перед тем, как спуститься в лодку, он вынул из кармана серую мышь, прошептал ей что-то, опустил ее на палубу и погладил. Когда он, наконец, очутился в лодке, «режиссер» поджег бикфордов шнур, прыгнул к веслам, и лодка понеслась подальше от обреченного на гибель корабля Взрыв должен был произойти после того, как все пираты достигнут «Пилигрима».
В то время, как шлюпки летели к «Пилигриму», маленькая серая мышка шмыгнула в машинное отделений «Калабрии» и быстро перегрызла бикфордов шнур, по которому огонь должен был добраться до взрывчатки.
На «Пилигриме» ждали взрыва, но все было тихо. Бандиты толпились у борта, молча глядя на чернеющую вдали «Калабрию». Лишь один Тараканыч не интересовался происходящим и, побродив по палубе, куда-то исчез.
