― Спасибо, дорогуша, но, честно говоря, я что-то…
― Господи, да это было лет пять назад, но уж я-то тебя отлично запомнила. Нас знакомила Клэр, Клэр Дэвис, вспоминаешь? У нее еще был соляк с шестом и мотоциклом, не здесь, а в «Большом Мальчике», у пирса.
Кларенс замер. Сейчас рыжеволосая раскроет обман и поднимет шум… Но Элис неожиданно расплылась в ослепительной улыбке, обнажающей гнилые зубы.
― Точняк, дорогуша! Всплывает в памяти. Извини, не припоминаю твое погонялово. Столько лет… Все гастроли, концерты.
― Да без обид! Я Милли, это Кларенс, мой перец. Господи, а мне было так неудобно, ведь я у тебя одолжила тогда десятку, а потом никак не могла найти времени расплатиться. Держи, подруга, с процентами!
Хрустящая сотня не успела даже коснуться стола. Движение руки Элис напоминало движение языка большой ящерицы. Цоп — и нет никакой мухи. Цоп — и нет никакой сотни…
После этого принесли шампанского — и неуверенно-теплое чувство переросло в прекрасную дружбу. Элис не нужно было особенно расспрашивать — слова лились из нее потоком, а Милли, воодушевленная успехом, не отставала от нее. Единственным неудобством для Кларенса являлось то, что разговор велся на смеси ужасающего сленга и кокни, поэтому некоторые вещи приходилось домысливать.
— …Я же грю, дорогуша, деушке стало невозможно работать! Никто из этих кентов не заинтересован в контракте, а обидеть норовит всякий…
— …Я догоняю, еще бы! Небось потому Клэр и свалила в тину.
— Щас! Клэр влипла по самые трюфели, куда ей было валить? Да и фараоны не сильно заценили ее молчанку.
— Да ладна-а! Мы с Кларенсом видали фотку, она вся в шоколаде. С ней такой перец…
— Слышь сюда! Как тебя, Кларенс… Наливай! Слышь сюда, подружка. Я тебе скажу про Клэр Дэвис — она в полном не балуйся. То есть до не могу.
— Иди!
— Во. Сама иди, грю же — знаю точняк. Я виделась с ней, вот недели не прошло, как виделась, в этом самом рыгалово. Она меня сама разыскала и забила стрелку, а сама аж трясется вся.
— Чей-то?
— Да перец ее слетает с крючка, вот че. А ловить ей больше нечего. Не из графьев, поди.
— У них же, вроде, все на мази было?
— Сплыло! Он узнал чего-то о щенке.
— Ну дык… Неужели такой чистюля? Бывает со всякими, промашка молодости…
— Не, слышь сюда. Не ту бодягу, которую она всем впарила. Ну, мол, что выкидыш у нее был, все такое, после тюряги-то… Она ведь родила, Клэр.
— Да иди ты!
— Вот чтоб моя могила хреном поросла! Родила, потому как на аборт из-за тюряги опоздала. И уехала к своему папахену в деревню. Там родила.
— И сдала в приют?
— Если б! Там по соседству жил один хрен с горы, граф или лорд, короче, родственничек ейного перца. Короче, как в сказке — встречает он Клэр с папашкой по дороге в приют, да все и узнает. Ногами затопотил, говорит — нельзя так. А Клэр ему — мое паскудство, что хочу, то и делаю. Тогда дедок говорит, дайте его мне, я воспитаю. Ага, как в кино, скажи?
— Ну?
— Гну! Папахен Дэвис и говорит: как же вы, мол, воспитаете дите, когда у вас у самого долги не уплочены, а векселя ваши закладные у меня лежат? Дедок побелел весь и говорит: прошу вас подождать до завтра. Парниша, наливай, не спи. Вот.
Кларенс налил остатки шампанского в бокал рыжей звезды и помахал Чарли, чтобы тот принес еще бутылку. Странно, больше он не боялся. Слишком много грязи, слишком потрясающая информация…
— Вот, короче, пошел дедок домой и посовещался с одной малахольной девчонкой, которую к себе из жалости взял. Я так, правда, догоняю, что она его ублажала, как могла, потому как по-обычному он уже вряд ли мог. Ну и решил, типа, подарок ей сделать, ляльку живую. И на следующий день, представь, заявляется он к Дэвисам и приносит деньги за закладные векселя. Все до пенни. Пожалста, грит, позвольте теперь дите. Клэр-то по херу, ей бы лишь избавиться от щенка, а старый Дэвис сразу думает — а не слупить ли еще какую выгоду.
— Какую же еще?
— А такую. Видит — лорд совсем лыка не вяжет, жалостливый больно, вот и говорит: чтоб вы не считали, что я этого ребеночка вам продал, я эти деньги кладу в банк на свое имя. Типа, не себе, а на будущее воспитание. Но если вы когда варежку раскроете насчет того, кто его мамаша — сей момент сдадим щенка в приют, а тогда уж и деньги заберем за векселя. Короче, сложная такая комбинация, только он все правильно рассчитал, папаша Клэр.
— В чем же выгода?
— Ну ты че! Деньги лежат, проценты капают, дочка опять девица, а старый лорд никуда рыпнуться не может, чтоб у него ребенка не забрали.
— И сейчас все выяснилось?
— Не. Лорд помер, ребенка воспитала та его малолетка. Все бы ничего, только Дэвис надеялся, что на безденежье они ему поместье продадут, а они не продали. И теперь перец Клэр — родня того лорда — решил в поместье поселиться. Ну у Клэр очко и взыграло. Ну как малолетка проговорится? Она к ней скорей: так, мол, и так, напоминаю про уговор. Если хоть слово — заберу щенка в приют. Та, вроде, поклялась, но Клэр решила не рисковать.
— И послала тебя, чтобы ты вынудила их уехать.
— Точняк! Уй, смеху было. Я закосила под деловую бабель, Клэр мне под такое дело свой мотор отдала, шикарственный, и я устроила малолетке спектакль… Эй!!! А откуда ты это знаешь?
Милли молча плеснула шампанского Элис в бокал и поднялась с места.
— Неважно, подружка. Не парься. Самое главное ты уже сказала. Так где, говоришь, Клэр сейчас?
— У папаши, где ж еще… Только я этого не говорила, ты, сучка!..
Дальше события развивались более чем стремительно. Милли схватила практически опустевшую бутылку и с размаху приложила Элис по пышной шевелюре. Та без звука рухнула лицом в салат, а Милли схватила Кларенса за руку и силой выволокла наружу.
Он едва не опьянел от морозного свежего воздуха, голова раскалывалась, в глазах плыли круги, и еще было нестерпимо мерзко на языке, словно Кларенс Финли последние полчаса ел отбросы из помойки.
Собственно, в каком-то смысле это так и было.
10
Они проснулись в объятиях друг друга, и Джон засмеялся еще во сне, потому что совершенно точно знал, что теплое золотое облако у него на груди никуда не исчезнет после пробуждения. Этим облаком была Майра, и он осторожно притянул ее к себе, а она ответила сонным мурлыканьем и нежным прикосновением, поцелуем и бестолковым шепотом, смехом и блеском изумрудных глаз, и все это вместе было так здорово и так замечательно, что Джону очень хотелось застонать от радости.
Потом она вырвалась из его рук — после упорной борьбы — и удрала на кухню, подхватывая по дороге разбросанную одежду и смешно шлепая по голому полу босыми пятками. А потом он услышал ее пение и почуял упоительный аромат кофе, ни с чем не сравнимый, утренний аромат кофе, и понял в тот же миг, что теперь жизнь будет прекрасной всегда, ибо каждое их утро будет начинаться с поцелуя, смеха, прикосновения, босых пяток и аромата кофе…
