— Нет, ты ничего не сказала. Напротив, ты сделала все возможное, чтобы показать, как я тебе безразличен.
— Тогда почему?..
— Перефразируя Шекспира, «леди слишком сильно сопротивлялась».
Конечно, он был прав. Она выдала себя.
— Почему, Катрин? — Он сунул руки в карманы и посмотрел на нее, нахмурившись. — Зачем с этим бороться? То, что происходит между нами…
— Между нами ничего не происходит!
Катрин отвернулась и, взяв в руки кофейник, стала наполнять его водой.
— Может быть, я была увлечена на острове, совсем немного, но это легко объяснить обилием солнца, красотами самого острова и…
— Когда мы были в бассейне, Кейт, солнца не было. И нас не окружали никакие красоты. Просто полумрак перед рассветом. Но это началось гораздо раньше — это началось с момента, когда я поцеловал тебя в январе на твоей вечеринке.
Она издала протестующее восклицание, когда он взял кофейник из ее рук и поставил обратно.
— Послушай, Кейт. Я хочу сделать признание. До этого поцелуя я думал, что ты очень красивая и очень холодная женщина, но я отказывался признаться самому себе, что меня влекло к тебе. Больше всего я ценил и ценю в женщинах теплоту и мягкость…
К своему ужасу, Катрин почувствовала, что сейчас расплачется. Сердито замигав глазами, она постаралась проглотить подступившие слезы.
— Спасибо за эти добрые слова…
— Выслушай меня, Катрин! — Его глаза были настолько серьезны, что она пожалела о вырвавшихся у нее словах. — В тот день, когда я пришел на вечеринку в офис Кена и увидел тебя, такую недоступную, как будто скованную льдом, со мной что-то произошло — во мне вдруг возникло непреодолимое желание обнять тебя и целовать до тех пор, пока не растает последняя льдинка, целовать, пока твои ноги не подкосятся… Но вышло все наоборот. Это я почувствовал, что у меня земля уходит из-под ног. Но ты исчезла, прежде чем я смог поговорить с тобой, как Золушка на балу. А на следующий день, ты знаешь, что я улетел на Ближний Восток. — Рекс протянул руку и нежно провел по ее шелковым волосам, уложенным в прическу. — Эти два месяца я не мог думать ни о чем, кроме твоих мягких губ, касающихся моих…
Катрин чувствовала, как нарастающее в ней желание медленно, но верно затягивает ее в бездонный омут, в пучину непредсказуемых чувств. Мне нужна… веревка, лихорадочно думала она, чтобы выбраться из этого омута, пока не станет поздно…
— Эта женщина, — сдавленно прошептала она, — с которой ты обедал той ночью, ты о ней сейчас совсем не думаешь?
— Лаура? — Его сильные ладони обхватили ее лицо, дыхание обжигало ее и без того горящую кожу. — Да, я о ней часто думаю. Прежде всего она моя… — Она твоя женщина. — Катрин не могла больше смотреть на него, боясь увидеть чувство вины в его глазах, прежде чем ему придется солгать.
Твердый палец приподнял ее подбородок, заставив ее поднять глаза. В его глазах она увидела только честность… прямоту… и легкую усмешку.
— Она моя сестра. Она на год старше меня и благополучно замужем; она счастлива. У нее и у Боба трое детей, у Лауры собственный антикварный магазин на Саут-Гренвилль. Она очень занята, иногда даже чересчур, и поэтому, когда я нахожусь в городе, я обязательно приглашаю ее в рестораны, чтобы она немного отдохнула. Она для меня делает очень много. — Он откашлялся. — И если бы ты не исчезла в тот вечер вне себя от возмущения, чуть не попав под машину, то я бы вас познакомил. А теперь, раз мы уже выяснили этот вопрос…
Его губы были настолько прекрасны… как хрустальный горный ручей знойным летним днем. Мягкие и волнующие, и уже такие близкие, они без труда растопили остатки ее сопротивления. Со вздохом, исторгнутым из самой глубины души, она прильнула к нему. Руки ее обвились вокруг его шеи, она запустила пальцы в густую копну его волос… Она не сопротивлялась, когда он поднял ее на руки, легко, будто перышко, как будто она была частью летящей мечты… не сопротивлялась, когда он, торопясь, нес ее в спальню, двигаясь легко и быстро. Его подбородок был слегка шершавым, он скользнул поцелуем вдоль ее щеки, от него исходил легкий мужской аромат, когда она покрывала поцелуями гладкую кожу его шеи чуть повыше воротника. Его глаза потемнели от желания, когда, уложив ее на постель, он сел рядом.
— Прежде чем… мы будем любить друг друга, — голос его был хриплым, — я хочу задать тебе вопрос.
С чувством огромного всепоглощающего счастья Катрин поняла, как будто читая его мысли, что он собирается спросить. Он собирался просить ее стать его женой.
Но эта радость вдруг начала исчезать, пропадать в том темном уголке сознания, куда Катрин не хотела заглядывать. Она не могла выйти за него замуж. Он обожает детей, ему нужна настоящая семья.
Значит, она не должна позволить ему сделать ей предложение.
Он не был похож на Дерека, это был человек чести. Он никогда бы не отвернулся от нее, зная, что она не может быть настоящей женщиной. Но она не сможет принять его жертву, не сможет вынести, если его глаза потускнеют, если жизнь лишит его исполнения самого сокровенного желания.
Иметь своих собственных детей. Но она не могла и отказаться от своего права на счастье! Только сегодня, только на одну эту ночь. Завтра она скажет ему правду. Прежде чем он сделает предложение… Она спасет его от необходимости выбора.
— И я, — легко прошептала она, протягивая к нему руки, — хочу тебе кое-что сказать. Но сегодняшняя ночь — не для разговоров, не для вопросов или предложений. Сегодняшняя ночь — наша.
— Сегодняшняя ночь для любви.
Он помедлил секунду, и когда она обвила руками его шею и притянула его к себе, ища его губы, она знала, что победила.
Она сумела отдалить агонию, которую должна будет пережить.
Она сумела отложить ее до завтра…
* * *
— А теперь, — Рекс собрал пустые кофейные чашки, стоявшие рядом с ними на садовой скамейке, — давай погуляем и… поговорим.
Он отошел к пустому контейнеру у фонтана, а Катрин неохотно с недовольным вздохом поднялась со стоявшей в тени деревьев скамейки. Это была идея Рекса — поехать в Западный Ванкувер и позавтракать на свежем воздухе.
Он поднялся раньше нее; она так глубоко спала, что не слышала, как он принимал душ, а он был таким раскованным и спокойным, когда вышел из ванны в одних трусиках и увидел ее, вылезающую из постели. Она торопливо обернулась простыней, которая не могла скрыть ее наготу, и с недовольством взглянула на него. Можно подумать, что проводить с ней ночи было самым обычным и естественным делом в его жизни!
— Доброе утро, Катрин. — Он схватил ее в объятия, eго теплая и радостная улыбка развеяла ее неудовольствие. — Мойся и переодевайся, утро великолепное, и я хочу показать тебе мои любимые места.
Он поцеловал ее — его поцелуй требовал, но и был обещанием… Он говорил — я твой, и я знаю, что ты моя. Мы созданы друг для друга, мы никогда не расстанемся…
