Ознакомительная версия. Доступно 60 страниц из 297
— Пожалуйста, брат, не делай этого!
— Ю-ю?
— Я согласна с сестрой.
— Жена?
— Ты должен следовать своей судьбе.
— Строфант?
— Господин, не делай этого, — вздохнул старик управляющий.
Кивая головой, отчего его торс слегка покачивался, Марий-младший опустился на стул, положив руку на его высокую спинку. Сложил губы трубочкой, выдохнул через нос.
— Что ж, в любом случае ничего удивительного, — вымолвил он. — Мои родственницы и управляющий хором призывают меня не выскакивать вперед возраста и статуса и не подвергать свою жизнь опасности. Вероятно, тетя пытается сказать, что я подвергаю опасности также мою репутацию. Жена моя все отдает в руки Фортуны — пусть Фортуна покажет, стал ли я ее любимцем. А мой двоюродный брат говорит, что я должен попытаться.
Марий встал и принял внушительную позу.
— Я не возьму назад слово, данное Гнею Папирию Карбону и Марку Юнию Бруту. Если Марк Перперна согласится внести меня в списки сенаторов, а Сенат согласится узаконить это, я внесу свою кандидатуру в списки баллотирующихся на должность консула.
— Ты так и не сказал нам, почему ты это делаешь, — напомнила Аврелия.
— Я думал, это очевидно. Рим в безвыходном положении. Карбон не может найти подходящего второго консула. И к кому он обратился? К сыну Гая Мария! Рим любит меня! Рим нуждается во мне! Вот почему, — объяснил молодой человек.
Только у самого старого и самого преданного из присутствующих нашлось мужество сказать правду. И управляющий Строфант высказался не только за потрясенную мать молодого Гая Мария, но и за его давно умершего отца:
— Это твоего отца любит Рим, господин. Рим обращается к тебе из-за твоего отца. О тебе Рим не знает ничего, кроме одного: ты — сын человека, который спас его от германцев, который одержал первые победы в войне против италиков, который становился консулом семь раз. Если ты сделаешься консулом, то лишь потому, что ты — сын своего отца, а не потому что ты — это ты.
Марий-младший любил Строфанта, и управляющий хорошо знал об этом. Учитывая скрытый смысл его слов, Марий-младший выслушал его спокойно. Он только крепко стиснул губы. Когда Строфант замолчал, сын Гая Мария просто сказал:
— Знаю. И я должен показать Риму, что Марий-младший равен своему любимому отцу.
Цезарь опустил голову, глядя в пол, и промолчал. «Почему, — задавал он себе вопрос, — почему этот сумасшедший старик не отдал кому-нибудь другому laena и apex главного жреца Юпитера, flamen Dialis? Я мог бы справиться. Я бы справился. Но Марий-младший — никогда».
* * *
Итак, к концу декабря выборщики в своих центуриях встретились на Марсовом поле на Септе — в месте, прозванном «овчарней», — и проголосовали за Мария-младшего как за первого консула. Гнея Папирия Карбона они выбрали вторым консулом. Сам тот факт, что Марий-младший стал старшим консулом, мог служить показателем отчаяния Рима, его страха и его сомнений. Однако многие голосовавшие искренне чувствовали: нечто от Гая Мария не могло не передаться его сыну. Под командованием Мария-младшего вполне можно победить даже Суллу.
В одном отношении результаты выборов имели положительные последствия: вербовка, особенно в Этрурии и Умбрии, ускорилась. Сыновья и внуки клиентов Гая Мария толпами шли записываться в легионы его сына. Они приходили с легким сердцем, полные новой уверенности. И когда Марий-младший посетил огромные поместья своего отца, его встречали как обожаемого спасителя и устраивали праздники в его честь.
Когда римляне увидели новых консулов в первый день января, у них появилось праздничное настроение. И они не были разочарованы: Марий-младший во время церемоний выглядел откровенно счастливым, что тронуло сердца всех присутствующих. Он смотрел величественно, он улыбался, он махал рукой, он громко приветствовал знакомых в толпе. И поскольку все знали, где стояла его мать (возле ростры, у подножия суровой статуи своего покойного мужа), все видели также, как новый старший консул покинул свое место в процессии, чтобы поцеловать ее руки и губы. И вскинуть кулак, отдавая честь великому отцу.
«Вероятно, — не без цинизма подумал Карбон, — люди Рима нуждаются в том, чтобы в этот критический момент молодость взяла власть в свои руки». Конечно, много лет прошло с тех пор, как толпа громко приветствовала его, Карбона, в первый день его консульства. Впрочем, сегодня она тоже приветствовала его. «Клянусь всеми богами, — подумал Карбон, — надеюсь, что Рим не пожалеет об этой сделке!» Ибо до сих пор Марий-младший вел себя бесцеремонно. Казалось, он принял все происходящее за нечто само собой разумеющееся. Как будто почести так и должны падать ему в руки, словно манна с небес. Можно подумать, ему не предстоит хорошенько потрудиться. Можно подумать, все будущие сражения уже благополучно завершены.
Знамения были не очень благоприятными, хотя ничего несчастливого новые консулы не увидели в ночь бдения на Капитолийском холме. Что послужило плохим предзнаменованием, так это одно обстоятельство, на которое никто так и не смог закрыть глаза. Там, где в течение пятисот лет на самом верху Капитолийского холма стоял огромный храм Юпитера Наилучшего Величайшего, теперь чернели развалины. В шестой день июля прошлого года в доме Великого Бога возник пожар. Он продолжался семь дней. Не уцелело ничего. Ничего. Потому что храм был настолько древним, что каменным был только фундамент. Массивные цилиндрические секции его простых дорических колонн были деревянные, равно как и стены, и балки, и внутренняя обшивка. Лишь огромный размер и массивность, редкая и дорогостоящая покраска, великолепные настенные росписи и обильная позолота делали его надлежащим жилищем для Юпитера Наилучшего Величайшего, который обитал только в этом месте.
Когда пепел остыл достаточно, чтобы жрецы смогли осмотреть место, всех охватило отчаяние. От гигантской терракотовой статуи бога, сделанной этрусским скульптором Вулкой еще в те времена, когда царем Рима был старый Тарквиний, не осталось и следа. Статуи богинь из слоновой кости — супруги Юпитера Юноны и его дочери Минервы — тоже исчезли. И незаконно находившиеся там мрачные статуи Термина, римского бога границ и межей, и Ювенты, богини юности, которые отказались выехать, когда царь Тарквиний начал возводить храм Юпитера Наилучшего Величайшего, — все они погибли. Скрылись в пламени бесценные восковые дощечки с записанными на них древними, исконными законами, а также Книги Сивиллы и много других пророческих документов, с помощью которых Рим во времена кризисов отыскивал пути снискать милость богов. Бесчисленные сокровища, изготовленные из золота и серебра, расплавились. Даже статуя Победы из цельного золота в честь Героя Сиракуз и другая массивная статуя Победы из позолоченной бронзы в колеснице, запряженной парой коней, — их больше не было. Бесформенные комки сплавов, найденных среди развалин, были собраны и отданы кузнецам для переплавки и очистки. Но слитки, которые выплавили кузнецы (и которые отправились в казну, расположенную под храмом Сатурна, до того времени, когда их снова отдадут художникам), не могли заменить бессмертных работ первых скульпторов — греческого ваятеля Праксителя, скульптора-литейщика Мирона, Стронгилиона, Поликтета, Скопаса и Лисиппа. Искусство и история исчезли в одном пламени с земным домом Юпитера Наилучшего Величайшего.
Ознакомительная версия. Доступно 60 страниц из 297
