Из зала коллегии мы все вышли с выговором. Сначала уважаемые члены коллегии нас долго допрашивали, зачем мы оставались на работе после окончания рабочего дня. Начальница организационно-контрольного отдела акцентировала внимание членов коллегии на том, что остались в прокуратуре вечером разнополые сотрудники, она многозначительно это подчеркнула. Начальник управления уголовно-судебного надзора битый час потратил на выяснение вопроса, что мы пили и чем закусывали; он был совершенно не удовлетворен нашими объяснениями о том, что мы все были трезвехоньки; видно было, что он нам не поверил; а может, судя по его красным глазам и заметно дрожащим рукам, он в принципе не представлял себе, что можно остаться трезвым после работы; как, наверное, и руководительнице ОКО приходило в голову только одно объяснение, для чего разнополые сотрудники остаются в конторе вечером.
Под конец нам вручили дело по факту нападения на следователя прокуратуры с постановлением о его прекращении. В постановлении, подписанном лично прокурором города Дремовым, было написано, что дело возбуждено прокурором района незаконно и необоснованно, поскольку имел место всего лишь гражданско-правовой конфликт по поводу возмещения материального ущерба. В тексте постановления делалась ссылка на показания свидетеля Иванова о том, что гражданин Хрунов, держа Горчакова за одежду на груди, вежливо просил его возместить ущерб.
Далее было написано, что в результате временного удержания Хруновым удостоверения следователя в качестве залога не наступило какого-либо вреда в связи с тем, что удостоверение было удержано в вечернее время, когда не могло понадобиться следователю, и, таким образом, работа прокуратуры дезорганизована не была.
По поводу имеющихся у Горчакова следов побоев в постановлении содержался пассаж о невозможности с достоверностью установить, были они причинены во время гражданско-правового конфликта и вежливых просьб о возмещении ущерба либо позже, так как обращение в травматологический пункт имело место не сразу после происшествия, а лишь на следующий день.
Излишне говорить, что все арестованные были уже освобождены из-под стражи постановлением прокурора города, и нам предлагалось принести им извинения за грубое нарушение их конституционных прав. Все, как и предсказывал незаконно репрессированный Хрунов.
Вечером, за час до конца рабочего дня, мы отпросились у шефа на похороны Струмина. На работе мы теперь не стали бы задерживаться, даже если очень надо было.
В ночь на пятницу я так и не смогла заснуть, ворочалась с боку на бок. В шесть, устав ворочаться, я поднялась, заварила свежего чаю, очень долго одевалась и красилась, перепробовала три варианта причесок — закручивала волосы в узел, распускала по плечам, делала «улитку», и все мне не нравилось.
Ну почему у меня лицо такое, ничего мне не идет, волосы отросли, форму не держат, ни то ни се, на парикмахерскую денег нет, постригусь налысо, — думала я в отчаянии и чуть было не реализовала эти мысли. Пришлось выпить валерианки. До выхода из дому оставался час, и я за это время остервенело протерла полиролем всю мебель и вымыла стекла в серванте и книжных шкафах, лишь бы чем-то заняться.
Производя уборку, я вспоминала рассказанную мне Региной историю про то, как она ненадолго расходилась с Сержем и закрутила роман с женатым фирмачом, жена которого цепко за него держалась и не брезговала выяснениями отношений, и вот в одно прекрасное утро, когда фирмач мирно спал в Регининой постели, раздался звонок в дверь; Регина открыла, в квартиру решительно вошла жена, отпихнула хозяйку, вытащила мужа из чужой постели, надавала ему по щекам и увела. «После этого, — рассказывала Регина, — я села и на нервной почве за полтора часа связала себе шарф». Вот как умные женщины извлекают пользу даже из психотравмирующей ситуации!
В морг я приехала без двадцати девять. Народ уже подтягивался к залу, где стоял гроб с телом Гены. Подошел Вася Кульбин, сказав, что не поедет на кладбище — не отпускают с работы; мы поговорили про тот роковой день; Вася сказал, что на замену Струмину никого не нашел, но сменившись в морге, поехал за Генкой в главк, а того уже не было. Еще Вася высказал мнение, что Генкина смерть — стопроцентный «разбойный» глухарь, который не будет раскрыт никогда, разве что случайно; я не стала вслух возражать ему, мы поболтали еще немного, и Вася пошел на свое рабочее место.
Я скромно встала в уголочке, кивая входящим. Почти всех, кто был в зале, я знала. Только в углу стояли двое молодых мужчин, одного из которых, стоявшего ко мне спиной, я никак не могла опознать, хотя фигура казалась мне знакомой.
Как только я отвлеклась от этой парочки, сзади меня раздался ужасно знакомый голос:
— Здравствуйте, девушка из морга! — Обернувшись, я увидела веселого доктора-стоматолога Стеценко А. Р. Вот кого я не могла опознать по спине!
— А вы-то как здесь оказались? — спросила я, не в силах скрыть удивления. — Вы что, знали Струмина?
— Мы с ним учились вместе, — ответил доктор. — Гена позже поменял специализацию. А кроме того, мы в студенческие годы вместе с ним занимались в научном обществе у Неточкина, был у нас такой замечательный профессор, специалист по сосудистой хирургии, светлая ему память; Гена ненадолго его пережил.
Мы помолчали. Потом доктор продолжил:
— Кстати, Маша, Генка мне про вас рассказывал. Можно я буду вас называть Машей? А то я отчества вашего не помню. А я — Александр.
Я пожала плечами. Александр так Александр.
Началась заупокойная служба; с опозданием примчался Горчаков и, запыхавшись, затормозил около меня. Увидев стоящего с другой стороны от меня доктора, Горчаков пихнул меня в бок и вопросительно поднял брови.
— Это стоматолог из поликлиники, — прошептала я ему. — Они со Струминым вместе учились.
— Ну надо же, как тесен мир! — поразился Лешка. — Это он тебя про фтор научил?
— Ну!
С другой стороны ко мне наклонился Александр:
— Маша, извините, я вас оставлю ненадолго, — мне гроб нести. Вы только не теряйтесь, хорошо? На кладбище поедете?
Я кивнула. Он сжал мне локоть и отошел. Лешка, приглядываясь ко мне, тут же спросил:
— Клеится?
Я пожала плечами.
— Мне не до этого, Леша.
— А парень симпатичный.
— Я рада, что он тебе нравится. Лешка, ты прямо как Ханума. Я серьезно говорю, что мне не до этого.
— До чего «до этого»?
— Не до этого. Не до мужиков. Не до тех, кто клеится. Не до симпатичных. Не до…
— Тише ты, ненормальная! — Лешка шикнул на меня, и я опомнилась. Я и не заметила, как повысила голос. — Ты прямо как эта: «Молодая, сексапильная, образованная, материально обеспеченная, на письма не отвечу, фотографии сожгу, все козлы!»
— Да, все козлы! — прошипела я.
— От козы слышу. Ладно, пошли, положим цветы, все уже прощаются.
