темно, и ее лицо сейчас озаряют светом лишь фонари у бассейна за окнами. Медленно подхожу к ней и запускаю ладонь в ее шелковистые волосы.
– Так… завтра ты улетишь? – шепчет она, разрывая тишину вокруг.
Обхватываю пальцами ее подбородок, поворачивая ее к себе и моля посмотреть мне в глаза.
Когда она поднимает взгляд, я вижу в ее глазах слезы. Наклоняюсь и касаюсь ее губ своими. Сразу же проникаю языком внутрь, неторопливо переплетая с ее. Соленые слезы, струящиеся по ее щекам, попадают на губы, и я отстраняюсь. Но она снова притягивает меня к себе. Цепляется в мои плечи.
Поцелуй в считаные секунды становится яростным, глубоким и невероятно быстрым. Импульсы пронзают тело. Кровь приливает к члену. Пелена страсти заслоняет глаза. Моя рука спускается с талии ниже и обхватывает ее ягодицу, прижимая за нее еще ближе к себе. Хлоя стонет мне в рот, а затем начинает расстегивать пуговицы на моей рубашке. Я останавливаю ее на середине и хрипло произношу:
– Черт. Нет, – выдыхаю с трудом. – У нас не будет прощального секса, Хлоя.
Наши взгляды встречаются, и в ее я вижу непонимание.
– Не потому что я не хочу тебя. Я очень хочу, Хлоя. Но я не собираюсь с тобой прощаться. Мне не нужен прощальный секс. Мне нужна ты. Я не отпущу тебя, – беспрекословно сообщаю. – Не выходи за него, слышишь?
Ее глаза мечутся по моему лицу. Слезы останавливаются. На смену им приходит страх. Я обхватываю обеими ладонями ее лицо и прислоняюсь лбом.
– Я не знаю, почему ты с ним. – Набираю полные легкие воздуха, чтобы выдохнуть и не сорваться от переполняющей тело злости от мыслей об этом придурке. – Он тебя шантажирует? Или это какая-то договоренность? Черт, ты можешь продолжать свое молчание, я не собираюсь тебя пытать. Я просто прошу тебя улететь со мной.
С ее губ срываются всхлипы, и я притягиваю ее к своей груди.
– Хлоя… – Касаюсь губами макушки, попутно вдыхая ее запах. – Мы придумаем что-нибудь. Вместе. Доверься мне, я прошу тебя.
Она льнет ко мне ближе, пальцем проводя по татуировке с именем Лизы у меня на груди. От ее слез сердце разрывается на части, и мой голос срывается на хрип:
– Ты боишься впустить меня в свое сердце. И я чувствую то же самое. Я никогда не думал, что смогу снова… – Запинаюсь и, откашлявшись, продолжаю: – Снова испытать что-то подобное. Но оказалось, что в моем сердце хватит места для вас обеих… – шепчу я. – Страшно ли мне впустить тебя в свое? Безумно. Но я клянусь, что сделаю все для того, чтобы ты не пожалела о том, что выбрала… нас.
– Я боюсь, – едва слышно шепчет она.
– Знаю. Я тоже. Давай бояться, но вместе?
ГЛАВА 23
HAUSKEY, HOPE TALA – ONE MINUTE
Эштон
Я лежу в постели, прижимая к себе Хлою. На ней одна из моих футболок, ведь я не отпустил ее переодеться на виллу, не желая больше расставаться с ней. Ни на минуту. Ее волосы распущены и разбросаны по моей груди, а рука и нога обвивают мое тело.
Она согласилась улететь со мной, и мы оба решили, что соберем вещи позже, а сейчас нам нужно поспать. Поэтому я написал отцу, чтобы он прислал за нами самолет, и лег в постель рядом с Хлоей.
За почти три года я и позабыл, каково это – иметь возможность вот так кого-то обнять. И это… странно.
Наверное, я должен сейчас быть счастлив, что она осталась со мной. Вот только меня гложет то, что каждым своим поступком я предаю нас с Лизой. Нарушаю данную ей клятву. Будто забываю о ней.
А так не должно быть.
Аккуратно вытаскиваю руку из-под головы Хлои и поднимаюсь с постели. Я не стал смущать ее и лег в кровать прямо в брюках, поэтому сейчас убираю в карман телефон, который лежит на тумбочке, и выхожу к бассейну, предусмотрительно прикрыв за собой дверь.
Здесь так тихо… Полная луна на темно-синем небе ярким сиянием подсвечивает воду в бассейне, которая неторопливо покачивается на легком ветерке. Тишину нарушает лишь шум шелестящих листьев кустарников, растущих вдоль балкона. Сажусь в одно из кресел у него и достаю айфон из кармана. Несколько раз кручу его в руке, прежде чем набираюсь храбрости и нажимаю кнопку вызова.
– Эштон? – доносится удивленный голос на другом конце линии.
С губ срывается тяжелый вздох, а глаза заполняют слезы.
– Все в порядке, сынок? На часах за полночь.
– Да, – откашливаюсь. – Простите, Сэм. Я… не подумал.
– Ничего. Совру, если скажу, что ты меня не разбудил. Но я совсем не возражаю. Что случилось?
Я вскидываю голову к небу, зажмурившись и пытаясь не дать волю слезам. Ведь какой-то придурок решил, что мужчины не плачут. Набираю полные легкие воздуха, выдыхаю и повторяю вновь. И так несколько раз, пока не нахожу наконец силы произнести:
– Я целовал другую.
Мне просто нужно было сказать ему об этом.
Мне просто нужно, чтобы он сейчас разочаровался во мне.
Мне просто нужно его позволение. Позволение утопиться к чертям в этом бассейне.
Сэм – единственная причина, по которой я еще не сдох. Ведь я пообещал ему, что буду жить, несмотря на то, что его дочери больше нет с нами. Он, можно сказать, в свое время заменил мне родного отца. Всегда был добр ко мне и давал советы. А я… Я даже не смог уберечь его дочь.
Только представьте, какое у человека огромное сердце, раз он не прикончил меня собственными руками, а лишь попросил жить во имя Лизы. Хотя, если поразмыслить, то последние три года я живу в муках. И возможно, Сэм все-таки не так уж добр, как мне казалось.
Просто дать мне умереть – слишком легкий способ наказания за то, что я позволил Лизе погибнуть. А вот жить и хотеть сдохнуть, каждое утро чувствовать, как ты гниешь, а твое сердце превращается в кусок дерьма…
Да, лучшего способа наказать меня и не найти.
– Хорошо, – ровным голосом произносит Сэм, и мои брови улетают к небу.
– В каком смысле «хорошо»? – в недоумении интересуюсь я.
– Сынок, прошло уже три года.
– Всего три года, – перебиваю его, специально сделав акцент на слове «всего». – Сэм…
– Нет, Эштон. Если ты думал, что я сейчас буду тебя осуждать, то ты плохо меня знаешь. И вот это обидно. А то, что ты нашел девушку, которую тебе захотелось поцеловать, – это… правильно.
– Сэм, я женат на вашей дочери.
– Моя дочь мертва, ваш брак аннулирован.
От слова «мертва» мне приходится вновь зажмуриться и начать коротко и часто дышать.
– Эштон, ты три года не прикасался к женщинам. А тебе всего двадцать семь. У тебя вся жизнь впереди.
– Это не так, – протестую сквозь зубы.
– Нет, это так.
– Три года – слишком маленький срок.
– А какой не маленький? Существует какой-то определенный временной промежуток, по истечении которого тебе будет дозволено снова полюбить? Будильник сработает или как ты узнаешь об этом?
Я устало выдыхаю, уже жалея, что позвонил ему.
– Сэм, вы не понимаете.
– Я все понимаю, – обрывает меня он на полуслове. – Я тоже потерял жену. Много, очень много лет назад. Были ли у меня женщины за это время? Не уверен, что ты действительно хочешь знать подробности моей сексуальной жизни, но они были, Эштон. Я не святой. Другое дело, что я никем не заменил Бриттани в своем сердце, ведь всего себя отдавал нашей дочери. Хотелось бы мне сейчас разделить старость с кем-либо? Невероятно. Но мне шестьдесят
