которого извивалась фиолетово-чёрная с пурпурными переливами тварь. Требовалось во что бы то ни было избавиться от неё, да только на лицо легла подушка, и стало нечем дышать.
Черти драные! Нет!
Я прекратил впустую пережигать вливавшуюся в меня энергию и направил всю её в зерно атрибута. То переполнилось и взорвалось, выплеснуло своё содержимое, ударной волной вплавило его в дух. От невыносимой боли меня выгнуло так, что едва не высвободился, и на помощь душителю поспешил прийти сообщник. Он уселся мне на ноги и помешал вывернуться, а я не мог ни отшвырнуть убийц приказом, ни отмахнуться от них пламенем, поскольку дух продолжал изменяться и впитывать всю небесную силу до последней капли.
— Да не дёргайся ты, боярин недоделанный! — донеслось сквозь звон у ушах. — Сдохни уже! Сдохни, тварь!
Да вот ещё! Умирать я не собирался!
Только не сейчас!
Увы, сколько ни бился — всё без толку, лишь пуще прежнего надавили на лицо клятой подушкой, ещё и обжали ею голову — не отвернуться! Навалившийся всем телом душитель придавил к тюфяку и сковал движения, но пока я брыкался и дёргался, сумел высвободить правую руку. Замахнуться для удара не позволила неудобная поза, тогда уперся ладонью в прикроватную тумбочку и попытался столкнуть себя с койки. Безуспешно!
«Скальпель!» — озарением промелькнула в голове спасительная мысль, и я потянулся, спихнул на пол стопку исподнего, нашарил стальную рукоять! Пырнул вслепую и — попал! Овод взвизгнул и отпрянул от койки, следом отлетела подушка.
Вдох!
— Даря! — крикнул перестарок, зажимая рану в боку.
Сидевший на моих ногах конопатый огневик испуганно шарахнулся в сторону, на волосок разминулся с клинком и невредимым рухнул на пол.
Черти драные! Нет! Вдвоём они от меня и мокрого места не оставят!
Я соскочил с кровати и ринулся на Овода. Тот прижался к стене и вознамерился шибануть приказом, но я перехватил его руку и вновь ткнул скальпелем, на сей раз в шею. Ударил в полную силу, будто заточку всадил, кровь так и хлестанула! Перестарок отшатнулся, я вцепился в ворот его робы, рванул обратно и ещё дважды пырнул в бок. Ноги Овода подломились, он завалился навзничь, и тотчас взревело пламя!
Отторжение!
Я закрылся приказом, но конопатый Даря и вправду оказался прирождённым огневиком: в лицо дыхнуло невыносимым жаром, клинок вмиг раскалился, обожгла пальцы стальная рукоять. Швырнув скальпель в противника, я метнулся на выход, сразу споткнулся о бившегося в агонии Овода и рухнул на пол. Струя жгучего пламени прошла выше, лишь задымилась на спине опалённая роба.
Не поднимаясь на ноги, я ужом выскользнул в коридор, и конопатый перестарок ринулся в погоню, стремясь поджарить боярского отпрыска прежде, чем тот поднимет тревогу. Вот только имел он дело не с высокородным зазнайкой и даже не с добропорядочным обывателем, а с босяком.
Я — самозванец, на мне — труп.
Звать на помощь нельзя!
Наперёд зная, что и как нужно делать, я вскинул руку и потянул в себя небесную силу, а вовне вытолкнул уже тугую струю пламени. Молочно-белые клубы огня вывернулись обжигающими лепестками фиолета и пурпура, а конопатого так и вовсе накрыло откровенной чернотой. Дикий крик оборвался в один миг, на пол рухнуло обугленное тело.
Точнее, обугленным оно было лишь отчасти. Местами плоть попросту сгнила, а где-то кожу испещрили уродливые язвы.
Какого чёрта⁈
Я прекратил тянуть в себя небесную силу, но пламя так и продолжило хлестать из руки. В голове зашумело и навалилась тяжесть, словно теперь атрибут пожирал саму мою душу.
Прочь!
Каким-то совсем уж запредельным усилием я стряхнул с ладони магический огонь и в недоумении уставился на свою пятерню. Кожа слегка покраснела и самую малость зудела, а пальцы легонько дымились, но ни ожогов, ни признаков порчи заметить не удалось. Более того — пламя, по моему желанию окутавшее кисть, вновь оказалось белее белого.
Мысленно чертыхнувшись, я отставил руку в сторону и усилием воли выплеснул огонь из себя. Тот взревел и белым не пробыл даже удара сердца, опять заклубился пурпуром, фиолетом и чернотой. Как и в прошлый раз атрибут присосался почище пиявки, вмиг пожрал всю энергию и начал тянуть жизненную силу. Пусть чего-то подобного и ожидал, но перебороть вросший в дух аркан оказалось ничуть не легче прежнего. Едва совладал!
Что ещё за ерунда? Неужто в проклятии дело?
Впрочем — не до того!
Я опомнился и сунулся обратно в комнатушку, обнаружил там бездыханное тело Овода и метнулся ко входной двери в приёмный покой. Задвинул засов и без сил плюхнулся на табурет, зажал в ладонях голову.
Ну что за напасть! И как теперь быть?
Я и понятия не имел, чем чревато для отпрыска боярского рода двойное убийство — и пусть даже в этом конкретном случае никакого наказания могло и не последовать вовсе, едва ли в случае явки с повинной сумею сыграть роль Лучезара сколь бы то ни было убедительно.
Спалюсь! Как пить дать на какой-нибудь ерунде засыплюсь!
С обречённым вздохом я встал с табурета, вернулся в комнатушку и ухватил Овода за ноги, потянул грузное тело по коридору. Скатил по винтовой лестнице в подвал, подтащил к двери в зал с якорем и отпер её, благо Граю почти сразу наскучило спускаться вниз и он научил меня нехитрым в общем-то манипуляциям с замком.
Я заволок мертвеца внутрь, вернулся за его конопатым дружком, и хоть он пол кровью не марал, возиться с обгорелым и частично сгнившим телом оказалось несравненно противней.
Да только куда деваться-то? В приёмном покое эту парочку обнаружат уже завтра, а к якорю теперь, глядишь, ещё полвека никто не сунется.
Из Овода за время моего отсутствия успела натечь кровь, я выругался и проверил перестарка, но нет — сердце у него не билось; резать глотку не пришлось. Запер дверь, поднялся в приёмный покой и оглядел учинённый разгром. Сгореть ничего не сгорело, а вот алым стены и пол оказались забрызганы преизрядно. Попробуй теперь — отмой!
К счастью, я вовремя вспомнил, что уже не простой босяк, а полноценный тайнознатец, вот и окутал ладонь белым пламенем и повёл ею по замаранному полу. Завоняло палёным, кровь обернулась бурой пылью, смёл ту безо всякого труда.
Но так лихо очистить получилось клочок пядь на пядь, а полностью выжег все брызги и потёки я уже только к рассвету. Вроде бы — пустяшное воздействие, а утомился так, будто скребком здесь всё отскабливал, а потом на несколько раз замывал. Рука
