софой и канапе.
Женщине было за сорок, но воспоминания о былой красоте все еще заставляли ее румянить щеки и подводить углем выцветшие брови. Стать и плавные отточенные жесты выдавали суровое балетное прошлое и придавали хозяйке квартиры некий лоск.
Именно такой он ее и представлял.
Кама пригубил чай из чашки мейсенского фарфора и посмотрел женщине прямо в глаза.
– Зоя Марковна, я…
– Можно без церемоний. Нынче они не в чести.
– Хорошо, – поправился Егер. – Зоя, времени мало, поэтому позвольте начать с главного.
Женщина склонила голову.
– У вас в доме хранятся вещи, принадлежавшие вашей подруге Матильде Кшесинской. Вы должны отдать их мне.
Зоя побледнела так, что он уже приготовился ловить ее бездыханное тело. Однако в обморок Ицкина падать не стала. Сжала у горла шаль и блеющим голоском начала отпираться.
– Послушайте, Зоя, – жестко прервал ее Егер. – Я же сказал: времени мало. Еще несколько минут пререканий с объяснениями, и его не станет совсем. Объяснять, откуда мне известно о гребне, не стану. Но уточню: совсем скоро в вашем доме появится человек, который не любит ромашковый чай и убивает людей, не давая им раскрыть рот. В мои планы встреча с ним тоже не входит, поэтому отвечайте быстро: где вы храните гребень?
Ицкина несколько мгновений смотрела на него остекленевшими от страха глазами, а потом, справившись с собой, встала и отправилась в дальний угол комнаты.
– Помогите. Надо отодвинуть шкаф и оторвать доску.
Несмотря на солидные размеры, шкаф оказался не слишком тяжелым. Видимо, вследствие произведенной экспроприации. Под одной из половых досок был устроен небольшой тайник.
– И как это солдаты его не нашли?
– Я постоянно перепрятывала. Когда они видели, что уже вскрывали в этом месте, второй раз не заглядывали.
Святая простота.
Из тайника он извлек пачку перевязанных атласной лентой писем.
– А гребень?
– Глубже. Просуньте руку.
Он просунул и, почувствовав твердое, потащил наружу.
Невольно забилось сердце. Сейчас увидит то, что так долго искали многие.
Кама размотал холстину и осторожно – помнил, что золото, из которого он сделан, мягкое – достал гребень.
Почему-то ему казалось, что гребень поразит своей красотой, но был разочарован. Золото выглядело грязным и тусклым, работа казалась грубой, да и сам сюжет – невнятным. Девушка была вылеплена довольно тщательно, однако дельфины больше смахивали на акул, а море вообще распознавалось с трудом – не волны, а скорее бугристый глинистый берег.
– Что? Не впечатляет? – поинтересовалась, заглядывая ему в лицо, Ицкина.
– Честно говоря, ожидал большего, – признался Егер.
– Вы не понимаете: гребень уникален.
– Я знаю, что ему тысячи лет, он принадлежал гиперборейской королеве и выполнен из золота, которого не существует в природе.
– Вы ошибаетесь. Ценность гребня вовсе не в этом. Он обладает магической силой.
– Исполняет желания владельца. Это я тоже слышал.
– Но так и есть!
– Неужели? – спросил Кама, рассматривая гребень. – Кшесинской он не слишком помог. Да и вам, судя по всему, тоже.
– Несчастья Мали начались как раз после того, как она спрятала гребень у меня. Это было до переворота и всего, что случилось потом.
– Зачем она это сделала?
– Ей угрожали мормоны. Они во что бы то ни стало хотели заполучить эту вещь, и Маля начала опасаться за свою жизнь.
– То есть на силу гребня не рассчитывала?
– Гребень – не окоп, в котором можно отсидеться, – сурово ответила Ицкина. – Не стоит ерничать. Если бы гребень не имел силы, за ним не охотились бы с таким остервенением.
– Согласен. Моя реплика была неуместной. Прошу прощения.
Несколько смягчившись, Зоя поинтересовалась, что он собирается делать с гребнем.
– Пока я намерен спасти его от тех, кто способен воспользоваться его магической силой во зло людям. Но вы не ответили: столько лет владели волшебным – если можно так выразиться – предметом. Почему он не оказал воздействия на вашу судьбу?
– Я никогда не была владелицей гребня! Ни дня! Маля доверила мне хранить драгоценность. Хозяйкой по-прежнему оставалась она. И зря вы сказали, что он не помог ей. Она осталась жива, смогла выехать из России и продолжает счастливо жить с любимым мужем и сыном. Вряд ли сейчас кто-то мечтает о большем.
– Вы правы. Однако я полагал, хозяином гребня становится тот, у кого он находится. Это не так?
Ицкина покачала головой.
– Николай Гумилев был уверен: эта вещь сама выбирает хозяина. Кому-то служит, кому-то – нет. Он предупредил об этом Малю, но как только она стала носить гребень, ее жизнь изменилась. Вы сказали «волшебный»? Так и есть.
– Вот, значит, как. Ну что ж. Буду учитывать.
Кама завернул гребень и осторожно убрал в карман шинели.
– Подождите. А что делать с письмами?
– Пусть лежат.
Ицкина вцепилась в его рукав.
– Вы не понимаете! Это… это… Нет, постойте!
– Да что за письма? – не понимая, чего она так всполошилась, спросил он.
– Это письма императора Николая Второго к ней. К Мале.
– Да вы с ума сошли! – не сдержавшись, почти крикнул Кама. – Зачем их у себя держите? Да если их обнаружат…
– Боже! Не кричите только. Я и так чуть жива от страха. Но Маля – моя подруга. Она просила сберечь письма. Это единственное свидетельство их любви.
«Да какой к черту любви», – чуть не завопил Кама.
– Я не могу нарушить слово, данное ей.
Кама взглянул в искаженное страхом лицо Ицкиной.
– Послушайте меня, Зоя. В вашей преданности уже нет никакого смысла, хотя она и вызывает уважение. Если хотите жить, немедленно бросьте письма в печь.
Ицкина опустила голову.
– Это единственный выход?
– Без сомнения.
– Тогда пойдемте вместе. Хочу, чтобы у меня был свидетель.
В чем смысл, Кама так и не понял, но спорить не стал.
На счастье, в кухне никого из жильцов не было. Зоя присела перед голландкой и, отворив дверцу, бросила пачку в огонь. Письма сразу занялись. Только ленточка мелькнула прощально.
– Ну вот и все, – печально возвестила она и перекрестилась.
– Пойдемте.
Они вернулись в комнату. Зоя едва сдерживала слезы.
– Ну что ж, прощайте. Больше мне нечего вам предложить, молодой человек.
Фраза звучала двусмысленно, но Егер даже не улыбнулся, понимая: она попрощалась не с вещами, а с прошлым, которое, наверное, было гораздо счастливее настоящего.
Он взял женщину за руки.
– А теперь, Зоя, вы соберете самое необходимое, и я отвезу вас в безопасное место.
Она вскинула на него глаза и закрыла рот ладонью. Ожидавший восклицаний и всплескиваний руками Егер оценил ее понятливость.
– Я поняла вас. Но куда мы поедем? У меня никого нет в этом городе. Вернее, не осталось.
– В Петрограде оставаться нельзя. Тот, кто ищет гребень, не поверит, что у вас его больше нет.
Зоя взглянула проницательно.
– Для вас это тоже опасно. Если он узнает, кому я отдала гребень, будет охотиться за вами.
– Вы очень умны, мадам.
Она беспомощно оглянулась.
– Даже не знаю, что взять.
– Только самое необходимое и документы. У нас с вами несколько минут.
В Зоиных глазах заметалась паника.
– Что? Он уже близко?
Он в самом деле был близко, но сообщать об этом испуганной женщине Кама не стал.
– Мы с вами справимся, если будем действовать быстро.
Через три минуты они вышли из дома через соседний подъезд. За углом его ждал автомобиль. Сидевший за рулем хмурый человек помог Ицкиной сесть.
Помощника, выделенного ему Красиным, Кама не вызывал второй день, и глупый Северьянов был только рад этому. Жена просила капусту на зиму порубить и засолить. Северьянов несколько раз публично кручинился по этому поводу. Теперь наверняка его жена довольна.
Болтать о том, что оставил Егера одного, Северьянов точно не будет.
Сидя рядом с ним на заднем сиденье, Зоя вытирала платочком слезы, но в целом вела себя достойно.
Через несколько дней ей выправят разрешение на выезд за границу. Этим займется человек, сидящий за рулем. Яков предан не службе, а лично ему. Было бы странно, отправляясь на задание, не иметь в рукаве кролика, о существовании которого никто не догадывается.
Что касается остальных, то один якобы помощник удачно попал в кутузку, а у Северьянова только Настасья и ее жирные щи на уме. С этой стороны все сложилось как нельзя лучше.
Замечательно, что его действия в эти дни остались тайной не только для врагов, но и для тех, кто приставлен ему помогать. Впрочем, возможно, разницы нет.
Трясясь по камням петроградских мостовых, Егер не ведал, что через семь лет Зоя Ицкина и Матильда Кшесинская – в то время уже графиня Красинская – встретятся в Париже, и Маля будет горько рыдать на плече подруги, узнав, что письма ее царственного возлюбленного утрачены навсегда.
– Вы знаете, с первой минуты я почувствовала доверие к вам, – неожиданно произнесла Ицкина и посмотрела на него красными от слез глазами. – Со мной такое нечасто случается. От вас исходит какая-то магическая энергия.
Краска со щек и бровей стерлась, и лицо женщины стало старым и беззащитным.
– Я хотела бы поминать вас в своих молитвах. Вы мне жизнь спасли. Не отдали в лапы жадным, бесчеловечным
