яркий оттенок фиолетового. Грозовые тучи собираются на далеком горизонте, и на мгновение в небе вспыхивает полоса молнии.
Холодный ветер налетает с океана, треплет темно-рыжие волосы Амали вокруг лица. Позади нее пирс — призрачное зрелище, отбрасывающее бледное, неровное отражение на неспокойную воду. Лодка Энака стоит в конце, теплый золотистый свет льется из ее маленьких круглых окон.
У меня перехватывает дыхание.
Выражение ее лица… Никто никогда не смотрел на меня так.
Она единственное существо в этом мире, которому было бы по-настоящему не все равно, жив я или умер.
Она так до боли красива.
Я запечатлеваю этот момент мысленным взором и в своей душе. Впервые в своей жизни понимаю, что на самом деле значит чувствовать себя человеком, потому что если бы что-нибудь или кто-нибудь забрал ее у меня сейчас…
Боль в моей щеке проникает сквозь плоть, голову, шею, грудь, взрываясь внутри моего тела, как тысячи звездных вспышек с острыми лезвиями.
— Я в порядке, Амали, — шепчу, хотя это совсем не так. — Пойдем, нужно иди дальше.
Я протягиваю руку, спускаясь по пирсу, и она вкладывает свою ладонь в мою, спокойно принимая, даже когда не заданные вопросы застывают на ее слегка приоткрытых губах.
Даже несмотря на то, что я только что убил человека.
Ее пальцы теплые и немного шершавые. Ее руки — не руки защищенного дворцового цветка. Это руки того, кто работал, копал и добывал пищу.
Руки работяги.
Руки выжившего.
И подумать только, она была готова умереть за то, во что верила.
Я недостоин этих рук, но все равно беру их в свои.
— Ты весь горишь, — бормочет она, касаясь пальцами моей щеки. — Это на тебя не похоже.
— Нет, — криво говорю я. — Это не так. Обычно во мне слишком много холода.
— Я не возражаю, когда ты прохладный. И предпочла бы холод этому. Я просто хочу, чтобы тебе стало лучше, Кайм.
— Я избежал худшей участи, чем эта, Амали. Поверь мне, меня очень трудно убить. — Несмотря на мои заверения, в мое сердце закрадывается тень сомнения. Я никогда раньше не боролся с болезнью, вызванной магией.
Когда мы добираемся до лодки Энака, фиолетовое небо становится темно-синим. Мимо накатывает волна, и темная лодка Иншади раскачивается взад и вперед.
Трап опущен. Я беру на себя инициативу, ступая во владения Энака.
Амали колеблется.
— Не следует ли нам крикнуть приветствие?
— Нет смысла. Он уже знает, что мы здесь.
Мы поднимаемся по трапу на палубу.
Я наклоняю голову под низким дверным проемом, и мы входим в темную каюту в задней части лодки. Здесь пахнет старым деревом, горящими специями и ароматным дымом. Длинные столы тянутся вдоль обеих сторон зала. Они украшены тщательно расставленными флаконами, высушенными растениями и образцами в бутылках, плавающими в жидких суспензиях, окрашенных в различные оттенки синего. Аккуратно выколотый глаз смотрит на меня в ответ, и даже мне удается почувствовать укол отвращения.
Ища защиты, Амали придвигается ближе, ее пальцы касаются моих.
Окна по левому борту распахнуты, открывая вид на мангровые болота за ними и звездное ночное небо. Резкий ветерок проносится по каюте, когда звук шагов достигает моих ушей.
И приносит запах дождя.
— Вот это неожиданно, — спокойно говорит Энак, выходя из-за прозрачной занавески, его голос звучит глубоким рокотом. — И все же это ты, так что я совсем не удивлен. Я надеюсь, что ты не убил слишком многих на своем пути, Кайм. Мне нужно, чтобы они были ранены, а не мертвы. Смерть вредна для бизнеса. Хотя это хорошо для бальзамировщика. — Он издает глубокий смешок, складывает толстые руки на груди, обнажая ужасные старые шрамы, которые проходят по всей длине его предплечий. На фоне его смуглой кожи они кажутся поразительно белыми.
В тесноте корабельной каюты Энак являет собой поразительную фигуру. На нем свободные, ниспадающие брюки моряка и простой белый жилет без рукавов, который не скрывает его массивную грудь и руки.
Через каждую скулу проходят три вертикальные полосы темно-красного пигмента. Они выглядят как боевая раскраска, но на самом деле это наследственные знаки Иншади.
В конце концов, Энак наполовину Иншади; единственный представитель его вида, которого я когда-либо знал. Ходят слухи, что он когда-то сражался на жестоких гладиаторских аренах королевства Иншад, но я не буду спрашивать его об этом, потому что это не мое гребаное дело.
Между нами существует негласное правило.
Он оказывает мне такую же любезность. И ни разу не спросил о моем прошлом и не прокомментировал мою странную внешность, хотя уверен, что он знает обо мне больше, чем говорит.
Амали смотрит на него, как на мифического зверя. Ее лицо такое открытое, такое честное, каким мое никогда не могло бы быть.
Во многих отношениях она полная противоположность мне, и мне это в ней нравится.
Энак вежливо кивает Амали.
— Ах. Ты привел гостью. Я поражен. — Энак делает шаг вперед и отвешивает ей элегантный поклон. Я никогда раньше не видел, чтобы он кому-то кланялся. — Ты единственный человек, кто может мириться с ним — и кому он позволяет мириться с собой. — Он протягивает руку в знак приветствия. — Я Энак Моктаул, местный целитель этого города.
Когда Амали просовывает свои пальцы в его ладонь, меня пронзает иррациональная вспышка раскаленной добела ревности. Как ты смеешь прикасаться к ней, ублюдок? Но она только на мгновение хватает его за руку, изящно убирая пальцы, прежде чем он успевает сомкнуть свою ладонь вокруг ее. Она отвечает на поклон Энака.
— Напротив, это Кайм терпит меня. — Она делает шаг назад, пока слегка не прижимается ко мне — четкое заявление о том, в чем заключается ее преданность. Она переходит на официальный стиль мидрийской речи, которому научилась во дворце. — Мне любопытно, почему ты думаешь иначе, целитель. — Лукавая полуулыбка изгибает ее губы, напоминая мне о шипе розы. — Или ты говоришь это просто потому, что получаешь удовольствие от тонких намеков на опасных мужчин?
Энак отвечает ей улыбкой, но она не достигает его золотистых глаз.
— Повязка на его ране пахнет красной бримсоновой травой, и это то, что умеют использовать только Тигландеры. Он бы не счел необходимым обращаться за лечением такой маленькой царапины, потому что обычно на нем все заживает, как на собаке, поэтому предполагаю, что вы убедили его сделать это. — Здоровяк фыркает. — Обычно он появляется здесь только тогда, когда близок к смерти. Я впечатлен. Думал, что никто не сможет убедить Змея, Который Ходит Между Мирами, что-нибудь сделать.
— Почти уверена, что Кайм не делает ничего
