поручение, тем более Харар ему по пути. На том и сошлись, я сказал, что завтра же выеду в Крым, Хаким сейчас там, и, если он согласится, то ближайшим пароходом отплывет в Джибути, во Французское Сомали, там купит двух лошадей, фураж и продовольствие и отправится через пустыню. Надеюсь, что в Джибути действует телеграф, поэтому мы договоримся о кодированных сообщениях – вроде «Груз отправлен» – если посольство уже добралось до порта и следует в Россию или «Высылайте коносамент»[49] – то есть «прошу подмоги».
По дороге заехал в Москву, все же два года со дня смерти деда, надо сходить на могилу. Посетил кладбище, там в этом году поставили капитальный красивый памятник из полированного гранита черно-красного цвета, две плиты с именами бабушки и деда и между ними – большой каменный старообрядческий крест. Такого же гранита столбики по бокам и литая чугунная невысокая ограда – от уральских Черновых. Могила ухоженная, все же дворецкий следит не только за домом, но и за местом упокоения бывших хозяев. Постоял, подержавшись за памятник, как бы поговорил с дедом, ближе, чем этот человек, до Маши у меня в этом мире не было. Где Сашин отец похоронен, я и не знаю, а Сашкино сознание совсем растворилось в моем, так же как и сознание Андрея Андреевича. Раньше они хоть как-то давали о себе знать, но теперь не проявляются, хотя все их навыки со мной – и послезнание Андрея, и данные о прошлом Александра, а также их языковые и профессиональные знания. Хотя это скорее к знаниям Андрея Андреевича относится – химия, медицина, математика, а от Сашкиной юриспруденции вообще ничего в голове нет, видать, он особо не утруждал себя ее изучением. Из родственников Саши периодически пишет Иван, у него все в порядке, ферму он завел, молоко для маслобойни и сыроварни теперь свое. Вот только никак в Москву передать подарков не получается, может, ближе к Рождеству, но тогда мы уедем. На всякий случай сказал дворецкому, что, если Иван с семьей приедет в Москву – пусть размещается в доме и гостит, сколько вздумает.
Вот с маменькой было сложнее: я попросил поискать Марию Владиславовну Степанову или Ловитскую (может, она девичью фамилию вернула). Каких-то Степановых и Ловитских в Варшаве нашли, но эти были не те люди. Сложнее, если она взяла фамилию пана Казимежа, если они обвенчались, то по католическому обряду, а там развод практически невозможен, то есть фамилия у нее мужа, которого я не знаю, видел один раз кривоногого и лысого отставного уланского ротмистра, вот и все.
Потом говорил с Парамоновым, я ему заранее телеграмму дал. Поговорили о продажах, Мефодий рассказал, что есть проблемы со сбытом новых «перьев непрерывного письма».
– Александр Павлович, не берут перья-то, владельцы писчебумажных магазинов возвращают, мол, товар спросом не пользуется, дорог, да и были случаи подтекания краски или заклинивания шарика в стержне. Я дал команду пока остановить производство – склад забит.
– Мефодий, во-первых, мы всегда заменяем неисправные перья, во-вторых, думаю, что реклама недостаточная, в-третьих, мы можем свободно сбросить цену процентов на двадцать и устроить рекламную акцию. У нас отдел рекламы есть?
Выяснилось, что как такового отдела рекламы и поддержки продаж (слово «маркетинг» в России еще не в ходу) у нас нет, есть какая-то барышня, которая пишет и размещает объявления о продаже – то, что в этом времени считается рекламой. Предложил сделать так же, как было до этого сделано с организацией отдела отгрузок и сбыта – провести внутренний конкурс на должность начальника отдела рекламы и поддержки продаж, который потом еще возьмет себе пару помощников и будет нанимать людей на временные мероприятия и акции (рассказал, как это делается). Впереди начало нового учебного года – вот и надо сбросить цену и, кроме того, провести акцию для студентов – «купи два новых пера – третье получишь бесплатно».
Почему не для гимназистов-реалистов – а потому что в школе нужно каллиграфическое письмо с выведением букв, волосяных линий и рисованием завитушек. Студенту надо быстро записывать лекции – тут не до завитушек и макания ручки в чернильницу. Большинство студентов пишет карандашом, но такие записи трудно читать потом. Можно устроить демонстрацию – как провести линию длиной в четыре версты (понятно, что на рулоне обойной бумаге сажен в 10–15 – много раз пройти туда и обратно).
Поставить «коробейников» возле ворот вузов, прежде всего Московского и Питерского университетов, да и возле других тоже (только, естественно, получить в городской управе разрешения на торговлю с лотка) – и пусть лоточники зазывают и рекламируют товар, продавая перья по акции. А потом посмотрим, как все это пройдет, и тогда решим, может, и правда, народ не дорос еще до наших перьев.
Только распрощались с Парамоновым, пришел дворецкий и сказал, что пришла Мария Владиславовна.
– Какая Мария Владиславовна?
– Как какая, ваше превосходительство?! Матушка ваша-с!
Вот, легка на помине, только что вспоминал, наверно, кто-то сказал, что я приехал, уж не сам ли дворецкий, то-то его это не удивило. Велел просить…
Маменька пыталась меня облобызать, но я пресек эти попытки и предложил ей сесть и выпить чаю или кофе. После того как кофе принесли, началось словоизлияние о том, как я изменился и стал настоящим вельможей.
Попросив ближе к делу, так как мне через полчаса надо выезжать на вокзал, и я вообще-то по неотложному делу из Петербурга к государю в Крым, только вот к деду на могилу в годовщину заехал.
Начались упреки в холодности к родной матери, что вот на деда у меня есть время, а на нее нет, на что я ответил, что родная мать меня дважды выставила из дома, не дав даже корки хлеба с кружкой воды. А благодаря деду я сейчас жив и относительно здоров, вот, служу и успешно служу, дед, можно сказать, спас меня и выходил, не пожалев на лечение сотни тысяч, а родная маменька копеечными конфетками решила отделаться во время первого и последнего визита в больницу, тогда как дед, на котором была фабрика, в больнице дневал и ночевал. Так кто мне ближе? Начались слезы и упреки…
– Хорошо, Мария Владиславовна! Помню, что вы зарабатывали на жизнь уроками французского (произношение, правда, у вас местечковое, из-за этого мне при дворе велено не говорить по-французски, хотя негры этот диалект неплохо понимали), поэтому предлагаю вам место в школе на моем заводе в Александровке, там с третьего по шестой класс изучение языка предусматривается. Квартира заводская
