крест торчит вверху экрана и СМС, успевшая, видимо, прилететь до потери связи.
«Вирус распространяется очень быстро. Основная группа риска — люди в возрасте от пятнадцати до тридцати лет. Власти вводят временный карантин ввиду широкого распространения вируса за последние сутки. Всем без исключения запрещено покидать свои квартиры. Ожидайте дальнейших указаний и берегите себя»
Перечитал два раза, не веря в то, что сейчас предстало перед глазами. Я грубо протёр лицо руками, чтобы стряхнуть с него тот бред, что был в СМС, откинул телефон на рядом стоящее кресло и ринулся в прихожую. Наугад найдя соседку, схватил её и вытащил на свет. Между бедром и предплечьем она сжимала пса, высунувшего язык и будто улыбающегося, но это всего лишь природное строение его наивной морды с глазами, расставленными с стороны.
— Подойдите к окну и позовите на помощь, — я проводил сходящую с ума женщину в комнату и оставил у подоконника. — Пойду, подопру чем-нибудь дверь.
Знаю, что скорее всего соседка не выйдет из своей кататонии, а пёс не эволюционирует достаточно быстро, чтобы решить теперь уже нашу общую проблему. Я остался один, если не физически, то морально уж точно. Единственное, чем можно было подпереть дверь — это огромный шкаф у самого выхода в коридор. Я обхватил деревянную махину обеими руками и попытался сдвинуть с места, но лишь в спине хрустнуло, и во рту появился привкус крови. Шкаф как стоял на месте, так там и остался, будто хихикая над моим проигрышем и мнимой самоуверенностью.
— Слава, не дури, открой мне!
Голос Георгия Владимировича на эту секунду стал обычным, тем самым, к которому мы все привыкли. Меня обуял стыд, я проявлял невежливость, обращался неуважительно к старшим, и рука уже легла на замок, чтобы отпереть его, как старик продолжил.
— Пидор мелкий! Сука, гнида! Открой мне! Я выебу тебя, собаку и ту шлюху, что пускает животное бегать по коридору! А потом я вас сожру, мрази ебучие!
Он хрипел сильнее, чем раньше. Звуки рвоты добрались до меня вместе с запахом, выжигающим глаза и слизистую в ноздрях. Я отпрянул от двери и прижался спиной к противоположной стене. Хочу позвонить кому-нибудь. Не на скорую или в полицию. Хочется позвонить маме и спросить, что делать, ведь сам и понятия не имею, как решать то, что сейчас складывается вокруг.
— Ладно, я вас понял, но что вы будете делать?
Тон Георгия Владимировича сменился на дружелюбный, и я всеми силами хотел бы ему поверить, забыть то, что уже произошло, но никак. Мы в шаге от гибели, и это отвратительное чувство. Это холодок в солнечном сплетении и жар во лбу, от него кружится голова и колени трясутся, встречаясь и отдаляясь друг от друга. Я чуть не упал на пол, тут соседка позвала меня. Не по имени, лишь завизжала, однако мне стало понятно, что я нужен ей в этот самый момент.
Как оказалось, под окнами собрались такие же на вид, как и Георгий Владимирович. Они мычали и протягивали руки вверх, словно могли достать нас на третьем этаже, стоит немного поднапрячься. Я смотрел на них оторопело, думая, что не такая уж и плохая идея — прыгнуть в их мерзкие объятия и мычащие рты. Уже положив руку на подоконник, чтобы подняться, остановился, да и соседка схватила за рукав, дёрнула обратно. Я ввалился в комнату и ударился задницей об скрипучий пол.
— Нам туда нельзя! — кричала женщина, не замечая, как сжимает пса сверх меры, от чего тот начал скулить и извиваться. — Только через коридор и вниз, а там бежать!
— И куда бежать?
Соседка открыла было рот, чтобы ответить, но не нашла для этого ничего. Пёс ответил за неё, вырвавшись из рук хозяйки и приземлившись на пол. Мотя посмотрел на меня пустым взглядом раскосых глаз, вытащив язык и словно улыбнувшись. Я ненавидел этого пса, он глуп и безобразен, а ещё он лает, когда не надо. Словно глумится, знает, когда этого точно нельзя делать.
— Мы можем договориться!
Голос Георгия Владимировича снова не отталкивал. Я встал с пола и на цыпочках добрался до прихожей, прижавшись ухом к двери. Стоило бы побояться, ведь удар по ней сразу отправит меня в нокаут.
— Слава? Ты здесь?
Я сначала кивнул, словно Георгий Владимирович всё равно мог распознать это по другую от него сторону двери. Потом, осознав свою глупость и наивность, я ответил, заранее прочистив горло. Там боль и жжение, как при сильной простуде.
— Я здесь. Да. Что вы хотите, Георгий Владимирович?
— Отдайте пса и будьте свободны.
Я не думал ни секунды. Рванул в комнату и поднял на руки Мотю, лизнувшего мои пальцы. Хозяйка посмотрела на меня, как на предателя родины, но не сдвинулась с места. Она разве не слышала, что от нас потребовали взамен на свободу? Я только двинулся обратно к прихожей, как слабая кисть сжала моё плечо отросшими ногтями. Я тут же остановился, понимая, что делаю нечто безобразно плохое, но потом всё-таки продолжил.
— Куда ты его понёс?
— Отдам, и нас выпустят.
— Что?!
Я рванул телом и выбрался из чужого захвата, так и не повернувшись к соседке лицом. Она же была и хозяйках пса, что тихо сопел у меня в руках, но не хочу позволять ей распоряжаться моей безопасностью. Сделаю то, что велено — отдам чёртову собаку, лишь бы выбраться отсюда.
— Нет, не позволю!
Я резко обернулся и отпрыгнул в сторону. Соседка запнулась об бугристый ковёр и развалилась на полу. Я пнул её по спине и выбежал из комнаты, поставив Мотю на землю. Он крутился на месте, преследуя свой крючковатый хвост. Веселится, что там ему до человеческих проблем? Волосатый коротколапый эгоист. Я запер комнату с соседкой внутри. Та забарабанила по двери, матерясь и ругаясь как в последний раз в жизни. Перешедшая на крик и вопль, режущий уши, она стала противна, и я подкрался к выходу из квартиры. Мотя проследовал за мной, тяжело дыша. Я пригляделся в глазок, но ничего за ним не увидел в темноте коридора. Теперь он похож на кишку, ведущую в никуда.
— Слава? Я тебя слышу.
