Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
– Ну, может быть, и нет, – ответил дедушка. – Но в последнее время тебя явно что-то мучает. Может быть, проблемы в школе? Или с другом поссорилась? Я не говорю, что смогу помочь, но иногда помогает даже просто кому-нибудь рассказать.
Перед глазами против её воли возникло лицо Дилана – Дилана, каким она встретила его впервые, когда не могла поверить, что новый клёвый парень, который мог сесть в кафетерии где угодно, решил подсесть именно к ней за столик. Но это закончилось. Теперь он сидел за столом с ребятами, которые вели бесконечные разговоры о фэнтезийных ролевых играх, а Милли компанию составляли только книги.
– Я же говорила, у меня нет друзей, – буркнула Милли.
– Ну, может быть, тебе попробовать найти друга? – спросил дедушка. – Тебе не обязательно быть душой компании, но хотя бы один хороший друг нужен всем.
– Ты не знаешь, что мне нужно! – Милли встала из-за стола. – Пойду делать уроки.
Уроков у неё на самом деле не было – никто не задаёт домашних заданий на последний день перед каникулами, – но она была готова сказать что угодно, лишь бы уйти.
– А я пойду в мастерскую, – ответил дедушка. – Ты, знаешь ли, не единственная, кто может шумно уйти из комнаты, девочка моя.
Впервые с тех пор, как она переехала к дедушке, он говорил с ней так, словно действительно на неё злился.
Вернувшись в комнату, Милли открыла ноутбук, зашла на «Ютуб» и ввела в поиске «Курт Падальщик». Она открыла «Маску смерти», свою любимую песню. В клипе была куча кадров с во́ронами, летучими мышами и кружащимися стервятниками. В центре стоял сам Курт Падальщик и гроулом исполнял зловещий текст. Его чёрные волосы были зачёсаны в ирокез, а на бледном лице ярко выделялась чёрная, идеально нанесённая подводка для глаз. Милли казалось, что Курт Падальщик – единственный человек во всём мире, кто её поймёт.
Хотя кого она обманывает? Никто её не поймёт.
– Пожалуйста, не вари меня заживо, – сказала Милли.
Нужно придумать, как сбежать. Ей вдруг отчаянно захотелось жить.
– Не варить? Да, понимаю. Судя по рассказам, это очень неприятный способ умереть. Люди, смотревшие на сварение в кипятке во времена Генриха Восьмого, говорили, что это так тошнотворно, что предпочли бы вместо этого увидеть, как преступнику отрубят голову. О! Точно, вот это мы ещё не обсуждали. Обезглавливание!
Он произнёс это слово очень радостным тоном.
– Способов отрубить голову, конечно, есть великое множество, и если лезвие достаточно острое, то всё проходит очень быстро и безболезненно. С другой стороны, если оно недостаточно острое… Несчастной Марии Стюарт, шотландской королеве, пришлось пережить три удара тупым топором палача, прежде чем её башка наконец-то отлетела. А вот гильотина – быстрый и чистый способ, и она не требует особых навыков от палача, так что во время Французской революции избавиться от всех этих богатых соплежуев оказалось очень просто. Выстроили их в очередь и провели через гильотину, словно на сборочном конвейере. Или, точнее, на разборочном конвейере!
Голос снова захихикал. Кем бы он ни был, издеваться над Милли ему явно нравилось.
– В Саудовской Аравии – туда же уехали твои родители, правильно? – это до сих пор основной способ смертной казни. Там рубят голову мечом, и я считаю, это очень стильно и драматично.
«Саудовская Аравия», – подумала Милли. Родители так далеко. Совсем никак не могут ей помочь. И сейчас, смотря в лицо смерти, она вдруг поняла, что любит их больше, чем когда-либо раньше. Да, они чудаковатые, принимают странные решения, совершают дурацкие ошибки, но они совершенно точно любят её. Она вспомнила дурацкие папины шутки, потом – как мама читала ей сказку за сказкой, когда она была совсем маленькой. Может быть, её родители были и не такие, как у других детей, но она любила их, и чувствовала, что они любят её и она в безопасности.
Милли очень хотела быть в безопасности.
– Милли, хотя бы спустись и поздоровайся! – крикнул дедушка.
Настал сочельник, и у дедушки в комнате весь день звучали рождественские песни. Сам дедушка ушёл на кухню готовить ветчину и украшать печенье; он пел «Серебряные колокольчики», «Белое Рождество» и другие ненавистные Милли песни, с трудом попадая в ноты.
По шуму на первом этаже Милли предположила, что её тётя, дядя и двоюродные братья уже приехали. Это её никак не порадовало. Собственно, её ничего не радовало.
Милли неохотно потащилась вниз. Они собрались вокруг старинного стеклянного блюда для пунша, который дедушка выкопал откуда-то из недр этого странного дома, полного самых разных вещей.
Они все были одеты в рождественские свитера – все, даже её надоедливые маленькие двоюродные братья. Тётя Шери надела какую-то мерзость с оленем, у которого в носу горела лампочка. На дяде Робе, бестолковом брате отца, был красный свитер с леденцами-тростями, а на Кэмероне и Хайдене – одинаковые свитера с эльфами. Всё выглядело так ужасно, что Милли казалось, что у неё сейчас кровь хлынет из глаз.
– Счастливого Рождества! – поприветствовала её тётя Шери, раскрывая объятия.
Милли не подошла к ней.
– Привет, – сказала она ледяным тоном.
– Собралась на похороны, Милли? – спросил дядя Роб, кивком показывая на её чёрно-фиолетовое убранство. Он задавал этот вопрос при каждой встрече, и, похоже, каждый раз ему казалось это смешным.
– Если бы, – ответила Милли.
Лучше уж быть там, где все искренне грустят, чем здесь, где все притворно веселятся. И она уж точно предпочла бы послушать органную похоронную музыку вместо очередного повторения «Чудесной зимней страны».
– Милли в этом году не празднует Рождество, – сказал дедушка. – Но, по крайней мере, согласилась почтить нас своим присутствием.
– Как ты можешь не праздновать Рождество? – спросил Хайден, смотря на Милли невинными голубыми глазами. – Рождество – это же потрясно!
Он чуть шепелявил, и это было заметно по тому, как он произнёс «Рождество» и «потрясно». Милли подумала, что кто-то, должно быть, даже считает это милым.
– А подарки – это вообще круто! – воскликнул Кэмерон, потрясая кулаками.
Оба мальчика были настолько перевозбуждены, словно родители влили в них по несколько кружек чёрного кофе. Милли даже стало интересно: она когда-нибудь тоже ждала праздника с таким же нетерпением или всегда знала, что всё это глупости?
– Наша культура и так уже слишком материалистическая, – сказала Милли. – Зачем тебе ещё больше вещей?
Её тётя, дядя и двоюродные братья встревоженно переглянулись. Хорошо. Должен же хоть кто-нибудь в семье сказать правду.
Шери натянула на лицо улыбку.
– Милли, может, хотя бы выпьешь стаканчик гоголь-моголя?
– Пить гоголь-моголь – всё равно что пить флегму, – сказала Милли. Нет, серьёзно, как настолько отвратительный напиток мог вообще стать традиционным на каком-либо празднике? Гоголь-моголь и фруктовый пирог – это скорее наказание, чем угощение.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
