видении себя её глазами, а через это — аналогичном восприятии других мужчин”. Сам же Клейн полагает, что во взаимоотношениях матерей с их гомосексуальными сыновьями царит не изначальная близость, а жестокий антагонизм. В качестве доказательства он ссылается на биографию, приведенную в книге немецкого автора Юргена Лемке (Lehmke J., Цит. по Л. Клейну, 2000). И сама эта история, и то, как воспринял её Клейн, заслуживают анализа.
Клейн пишет: “Среди биографий в книге Лемке есть одна, где подробно рассказано о реакции матери на обнаруженную гомосексуальность сына, об упорном и длительном давлении на него. Йозеф вернулся из армии, где он вступил в связь со своим напарником по комнате, а после армии вёл с ним любовную переписку. Он учился в мединституте в другом городе и жил у приятельницы своей матери. Мать, сама врач, часто к нему приезжала”.
Далее следует рассказ самого юноши:
“Однажды вечером я пришёл из университета, и в общей комнате сидел Совет Богинь (мать с её подругой, домохозяйкой Йозефа. — М. Б.). Визит матери без предупреждения сулил опасность. Её выражение лица свидетельствовало, что заседали они изнурительно и всерьёз. Я ещё держался за ручку двери, как начался убийственный спектакль. Без вводных слов мать выпалила из всех орудий. Свинья, гомик, педераст, грязная собака. Я был как глухой. <…> В моём черепе билась одна мысль: эта женщина тебе не мать.
Когда спазма медленно отпустила меня, я закричал в ответ. Своих слов я сегодня не помню. До того все письма моего армейского приятеля я тотчас по прочтении уничтожал, только последнее я засунул в бельевой ящик между нижним бельём. Мне не могло прийти в голову, что столь культурная женщина будет тайком совать нос в моё нижнее бельё. На следующий же день они вдвоём потащили меня к врачу. Своего гомика они взяли в середину, чтобы он по дороге не удрал.
Без стеснения я разговаривал с врачом о моих чувствах к другу и что они много, много сильнее, чем то, что я до сих пор чувствовал по отношению к девушкам. Никакого сравнения. Он заинтересованно слушал меня и делал свои пометки. Через десять минут он выслал меня. После этого он пригласил в комнату мою мать. Через пять минут она вышла наружу онемевшая с лицом, белым, как мел. Ей пришлось ненадолго присесть.
Врач объяснил ей, что если я не хочу спать с девушками, решать это мне, ведь мне как–никак почти двадцать один. Его опыт с другими пациентами показывает, что ничего с этим поделать нельзя. Это не болезнь, любая терапия может лишь повредить”.
Вопреки совету консультанта, мать всё–таки заставила Йозефа лечится у психоаналитика. Получив письмо от друга с отказом от дальнейшей переписки, молодой человек бросил навязанное ему “лечение”. “Мать, узнав об этом, вскипела. “Неисправимый, неблагодарный, упрямый, лишь бы другим на зло делать, но тебе эта забава даром не пройдёт, кто не хочет дать себе помочь, тот должен на себе почувствовать последствия, а они будут решающими. Можешь выбирать между одним годом перерыва в учёбе и работе санитаром в больнице отца или переводом в маленький университетский городок. Тут она прервалась, чтобы хватить воздуха, и добавила. Из Л., во всяком случае, придётся убраться, чего бы это ни стоило. В конце концов, каждый знает, что это рассадник гомиков в стране. Переписку с этим типом придётся прервать, она уже отправила ему такое письмо, что он вовек не забудет”. Так выяснилась причина разрыва с другом. Йозеф сказал: у меня нет больше матери! Он оставил университет и устроился работать санитаром.
Мать умоляла сына возобновить учёбу, но тот был непреклонен. На свадьбу брата он согласился приехать при условии: мать должна признать его таким, каков он есть. И приедет он в сопровождении своего нового любовника! Ей пришлось согласиться со всеми требованиями Йозефа.
“Открыв дверь, она остолбенела. В полной растерянности смотрела она на моего друга. Перед ней стоял парень как из журнала. Высокий, сильный, с чёрными волнистыми волосами на голове, а из открытого ворота рубашки выбивались ещё такие же. Она не могла совладать с собой. Это совершенно не совпадало с её представлением о гомике”. С этого дня для неё не существовало проблемы, “мой сын гомосексуален”.
Отец в ходе конфликта держался в стороне. Он не принял гомосексуальность сына. “Когда я заговорил с ним о несправедливости матери, он мне коротко отрезал: об этом тебе лучше побеседовать с каким–нибудь гомиком”.
Предварим анализ этой истории кратким отступлением от темы.
Лев Клейн — талантливый археолог, сделавший важное открытие. В полированных каменных предметах, именуемых “зооморфными скипетрами”, он распознал инструменты, которыми шаманы (или жрецы) дефлорировали в древности девственниц. Врач охотно верит, что скипетры увенчаны изображением головы единорога. Пусть же и археолог поверит специалисту–сексологу, что в переданной им истории речь идёт о той самой идентификации гомосексуального сына с матерью, которую Клейн так упорно отрицает.
В самом деле, почему их борьба была столь ожесточённой? Виной тому не одна лишь приверженность матери гетеросексуальной морали; в противном случае она не примирилась бы с гомосексуальностью сына никогда. Дело и не в её обманутых надеждах обзавестись внуками. В конце концов, в семье есть и гетеросексуальный сын. Секрет её ожесточения в том, что Йозеф, с которым она отождествляла себя, обманул её подсознательное желание самой приобщиться к мужским возможностям и достоинствам. (Многие женщины в глубине души мечтают хотя бы на время обзавестись половым членом и стать мужчиной). Веди он себя “как надо”, она через любимого сына, своего мужского двойника, как бы реализовала то, в чём ей отказала природа. Он же, вместо того, чтобы, подобно принцу из сказки, покорять девичьи сердца, полез в постель к мужчине.
Не будем, однако, преувеличивать степень её “зависти к мужскому члену”. Главным было всё–таки её женское начало. Сын знал об этом доподлинно, ведь с ранних лет он мыслил и чувствовал заодно с ней. Потому–то его так больно ранило двойное предательство матери: сомневаясь в его вкусе и в способности любить (именно так расценивал Йозеф оскорбления в адрес любовника), она отрекалась от своих же ценностей, воспринятых её сыном. Потому–то он и бросает ей с горечью: “Ты мне не мать!” Но недаром Йозеф знал её как себя самого. В конце концов, он избрал единственно верный способ убедить мать в её неправоте. Как только он привёл своего любовника, она тут же узнала в нём предмет своих же тайных женских желаний. Выбор, сделанный сыном, оказывается, был её выбором, абсолютно соответствующим её собственным представлениям о мужской красоте и о счастье в любви. Единство и
