обрёл, наконец, то, что отсутствовало в гетеросексуальной — единство сексуального и романтического компонентов влечения.
Можно было бы только порадоваться за А. К., если бы не его письмо. Оно выдаёт новый страх. Его автор пытается доказать, что гомосексуальность вовсе не исключает тех душевных качеств, которые ценятся во всём мире — альтруизма, избирательности, способности к творчеству и т. д. Врачу такое утверждение представляется бесспорным, но верит ли в него сам юноша? Факты из жизни его новых друзей могли бы показать, что они, действительно, способны любить, социально активны, не шляются по сортирам, обходят стороной “плешку”, словом, что они достойны всяческого уважения. И тут–то последовал странный провал. Вместо фактов юноша прибегает к стёртым словесным штампам — его новые друзья “тонко чувствующие люди”. Совсем неубедительно звучит фраза: “их жизнь наполнена поэзией”. Предпочтительнее было бы узнать какие–то конкретные сведения на этот счёт, например: “Мой старший друг — знаток поэтов серебряного века, он может часами читать по памяти Мандельштама и Цветаеву”; или: “Друг приобщил меня к поэзии Рильке (или Шекспира, Рембо, Эдгара По и т. д.)”. Речь идёт не о моих сомнениях в самом факте, что среди геев немало талантливых, светлых и порядочных людей. Суть в другом: если юноша утратил свою способность к конкретному и убедительному повествованию именно тогда, когда она понадобилась ему всерьёз, то это неспроста. В том–то и дело, что настоящая попытка опереться на факты показала бы, что их нет, и А. К. лишь выдаёт желаемое за действительность.
Юноша обнаруживает новый страх, на этот раз перед сделанным им гомосексуальным выбором. Его мучает неуверенность в том, что девиантные друзья компенсируют всё то, что дала бы ему “нормальная” сексуальность, от которой он отказался. Ведь гомосексуальные наклонности тяготили юношу не только из–за боязни разоблачения. Столь долгое сопротивление инверсии — свидетельство того, насколько А. К. дорожил гетеросексуальным потенциалом своего полового влечения и цеплялся за него. Для этого есть причины, понятные всем: семья, дети, социальный престиж — всё это преимущества гетеросексуального большинства. Но кроме таких общих обстоятельств, есть и нечто характерное именно для А. К.
Вспомним, что сновидения юноши, заканчивающиеся поллюциями, поначалу были гетеросексуальными. Как сообщает автор письма, лишь “позже меня поразила красота, сила и выразительность мужского тела”. Не случайно его первая половая связь была именно гетеросексуальной. Она разочаровала юношу, который намеревался придать ей инструментальный характер, сделать из неё “лечебное средство” в попытке избавиться от гомосексуальности. Если в следующей связи с женщиной он сможет руководствоваться чувствами, а не расчётом, то найдёт в ней столь же полный сплав романтического и сексуального, как и в гомосексуальной близости. Для влечения к женщинам у него есть точно такие же биологические предпосылки, как и для влечения к мужчинам, но они блокированы невротическим механизмом. А. К. — бисексуал. Он сам пока не знает этого, но чувствует, что женщины ему вовсе не безразличны. Юношу тревожит не только то, что он связал свою судьбу с сексуальным меньшинством, но и то, что сделанный им выбор не вполне совпадает с его природными особенностями.
Повторим, если бы не гомосексуальная тревога, письмо не было бы написано. Всё это означает, что, как и прежде, когда страх впервые пришёл в его сны, когда он трансформировался в страх разоблачения, когда обнаружилась болезненная “раздвоенность” в любовной связи с женщиной и разочарование в ней, юноша остро нуждается в помощи врача.
Утраченные, было, убедительность и красноречие в полной мере вернулись к нему в конце его исповеди, когда он выступил в защиту своего права на счастье. В этом он абсолютно прав. Спорить с ним было бы несправедливо и нелепо. Между тем, в этой части письма всплывает новое противоречие. Из рассказа юноши о его собственном невротическом развитии очевидно, что сам он с гомофобными гонениями напрямую не сталкивался. Иначе А. К. поведал бы именно о них, а не об обидах, связанных с телевидением. Письмо свидетельствует о том, что он сам страдает интернализованной гомофобией. Ведь утверждая на словах, что он примирился со своей гомосексуальностью, юноша, на самом деле, испытывает страх перед ней.
Почему автор письма не обратился за помощью к сексологу лично? Таков уж его характер — крайнее самолюбие в сочетании с робостью, готовность скорее пойти на авантюру, чем на откровенный разговор с врачом с глазу на глаз. А вдруг в ответ на свои откровения он увидит ту самую “ироническую улыбку”, о которой пишет в письме?! В помощи же врача он очень нуждался; лечение помогло бы ему осознать его бисексуальность (скрытую от него в момент написания письма), сняло бы невротические страхи и блокаду, мешающую реализовать столь желанный для него гетеросексуальный потенциал его полового влечения.
Вряд ли связь молодого человека с его усатым “подарком судьбы продолжается до сих пор: письмо не было бы написано, если бы его автор не сомневался в своем первом любовнике. Прошли годы с той поры, как пришло это послание. Многое должно было произойти за такой срок. Самым вероятным представляется следующая последовательность событий: разочарование в усатом “подарке судьбы” и разрыв с ним; вступление в гетеросексуальную связь (полученный гомосексуальный опыт, как ни парадоксально, мог этому способствовать); сочетание постоянной гетеросексуальной связи (не исключена и вероятность женитьбы) с относительно редкими гомосексуальными контактами. Возможны и другие варианты: постоянная гомосексуальная связь с редкими гетеросексуальными контактами или половая жизнь с женой и с постоянным любовником, дополненная гомосексуальными контактами со случайными партнёрами. В одном можно быть уверенным наверняка — А. К. по–прежнему нуждается в помощи врача и, как и прежде, боится к ней прибегнуть.
Таковы парадоксы гомосексуальности, подробный разговор о которых ещё предстоит.
Пока же нужно обсудить одну весьма щекотливую тему. Насколько правомочны ссылки на Фрейда, которых немало в книге? Учению, совершившему революцию в представлениях о психической жизни человека, не повезло. Оно попало в нашей стране под запрет как “идеологически вредное”. Сейчас его реабилитировали в России, но зато подвергли критике на Западе, где многие положения фрейдизма поставлены под сомнение. Так ли основательна эта критика?
Насколько можно доверять Фрейду?
Алан Белл с соавторами (Bell A. P., Weinberg M. G., Hammersmith S. K., 1981) проделали титаническую работу, обследовав около тысячи гомо– и почти полтысячи гетеросексуалов. Сравнив ответы респондентов на вопросы, заданные в анкете, исследователи пришли к выводу, что “идентификация с родителями мужского или женского пола, по всей видимости, не оказывает существенного влияния на формирование сексуальной ориентации”. Тем самым общеизвестная гипотеза Фрейда ставится ими под сомнение.
Отвернулся от создателя психоанализа и Лев Клейн. Он пишет: “Фрейд строил чрезвычайно искусственные и надуманные психоаналитические конструкции — о самоидентификации юноши с матерью и о его
