получше и завтра выйду в смену. Всё равно невыносимо сидеть одной в четырех стенах.
Но Филя к себе не спешила. Она, как мазохистка какая-то, выспрашивала и выспрашивала, о чем вчера мы говорили с Шаламовым. Каждую деталь мусолила и разжевывала. Мне аж надоело, честное слово.
– Слушай, Вер, тебе лучше просто выкинуть из головы и его, и вчерашний вечер. Зачем сама себя мучаешь?
– И кто она, как думаешь? Он не говорил? – Верка будто меня не слышала.
– Она у нас, на юрфаке, преподает. Самарина какая-то.
– Ты даже её фамилию знаешь? – прищурилась она.
– Да эти уроды вчера называли, когда ты с ним танцевать пошла.
– Да? А что они говорили?
– Да не знаю… не помню.
– Ну примерно? – не отставала Филя.
– Ой, да ничего такого. Она просто там рядом сидела, они и сказали, мол, вон она… Самарина эта…
– Там была она?! – Филя округлила глаза. – То-то Артем сидел как в трансе, ни на что не реагировал. Я за его взглядом один раз проследила, он пялился на одну там… но она была с мужиком… Значит, они поссорились, и он позвал меня её подразнить? Или она замужем и завела себе молодого любовника?
– Не знаю, Вер.
Лицо её исказила страдальческая гримаса.
– У меня такое ощущение, что меня всю в грязи изваляли, – простонала она. – Причем публично, всем на потеху…
– Вер, ну и зачем тогда ты всё это раз за разом вспоминаешь? Сыплешь соль на рану. Лучше выкини из головы как можно скорее. Понимаю, что больно, но это не самая большая драма в жизни.
– Легко тебе говорить, – укорила меня Филимонова.
– Мне? Легко? – мгновенно завелась я. – Меня вообще-то Димка бросил! Я вообще-то вчера его с другой застукала! Да у меня сердце разрывается… я не знаю, чем себя отвлечь, чтоб с ума от горя не сойти. А ты говоришь – мне легко?
Филя вдруг обиделась.
– Рощин тебя, может, и бросил, но не унизил прилюдно, – скорбно изрекла она.
После этого сразу засобиралась домой. Мы с ней не поссорились, конечно, но распрощались не слишком тепло.
В другой раз я бы, наверное, расстроилась – всё-таки Филя моя единственная подруга, но сейчас все мои чувства, все мои мысли вертелись вокруг Димки и его проклятой Эли.
И пяти минут не прошло после ухода Филимоновой, как в дверь позвонили. Я решила, что это она вернулась за чем-нибудь. Даже успела подумать: ну слава богу, помиримся. Не хватало ещё, чтобы мы с ней соревновались, кому из нас сейчас больнее.
Я нацепила дружелюбную улыбку и распахнула дверь, а на пороге стоял… Руслан Извеков.
– Ой, – сморгнув, удивилась я. – Привет.
– Привет, пропажа, – улыбнулся он. – Впустишь?
– Ах да, конечно, проходи, – спохватилась я, отступая назад.
Он переступил порог, затем, оглядываясь по сторонам, прошёл на кухню. Прямо в обуви. Модной, дорогущей, но всё же уличной. Кухню мою он тоже обвел любопытным взглядом. Правда, вместе с любопытством в его взгляде явно читалось: ну и халупа. Ну или что-то подобное.
Потом встал у окна, ко мне лицом.
– Проходи не стесняйся, – не удержавшись, съехидничала я. – Можешь не разуваться.
Он посмотрел на свои туфли и хохотнул.
– Извини. Но не переживай, они у меня чистые.
– Угу, я так и подумала.
– А что на звонки не отвечаешь? С утра тебе названиваю. Испугался, что ты тут при смерти лежишь… – хмыкнул он.
– Ой, не знаю… телефон, наверное, разрядился…
– Угу, я так и подумал, – шутливо передразнил он меня. Потом вдруг протянул мне пакет с апельсинами. – А это тебе. Витаминчики.
– Спасибо, но я уже поправилась. Как раз собиралась позвонить тебе. Сказать, что завтра выйду.
– Ну слава богу. А то я уже беспокоиться начал. Вчера ведь тоже до тебя никто дозвониться не мог. Олеся вечером к тебе даже заходила, проведать хотела. Спала? Или гуляла? – со смешком спросил он.
– Спала, – не моргнув глазом, соврала я.
Руслан многозначительно хмыкнул.
Чаю? – предложила я из вежливости, ну и чтобы отвести от себя разговор.
– А какой у тебя?
– Есть гринфилд с жасмином, есть с бергамотом…
– Давай, – согласился он. – Только руки помою.
Я хотела проводить его в ванную, но Руслан пристроился к кухонной мойке. Пока мы пили чай, он меня пристально разглядывал, я даже занервничала. А потом вдруг спросил:
– А где твой молодой человек?
Его вопрос застал меня врасплох. Придумать вежливый и обтекаемый ответ я не сумела, поэтому сказала как есть:
– Мы расстались.
– Что так? – насмешливо спросил он.
Я промолчала. Тогда Руслан заговорил серьезно и даже с долей сочувствия.
– Бывает и такое. Ты не расстраивайся. Какие твои годы. Раз расстались – значит, не твой человек.
Спорить с ним, что Рощин – самый что ни на есть мой, я не стала. Я просто хотела, чтобы Руслан допил уже скорее свой чай и уехал. Но он еще с четверть часа разглагольствовал на эту тему и, только когда ему позвонили, быстренько убрался.
В воскресенье я, как и обещала, вышла на работу. И за свои пропуски согласилась выйти вместо Наташи и в понедельник. Я бы и во вторник поработала, если бы не экзамен по судоустройству и правоохранительным органам. Сначала даже думала: может, после экзамена прибегу. Не только из-за денег. Просто дома одной не хотелось сидеть. Но потом побоялась – вдруг не успею. Будет только хуже, если пообещаю выйти, и не приду.
И не зря я перестраховалась. Экзамен затянулся на полдня. Василенко, которую в универе за глаза дразнили Шапокляк, мурыжила нас долго и дотошно.
Когда мы наконец отстрелялись, кто-то из парней вдруг провозгласил: «Первая сессия закрыта! Ура, товарищи! Это великое дело надо отметить всей группой!».
В первый момент я сразу же отказалась, заикнувшись, что мне надо домой, что меня там ждёт… И осеклась, вспомнив с горечью, что никто меня больше не ждет.
– Не отбивайся от коллектива, – насел на меня Реутов. – Не нарушай вековые студенческие традиции.
Он еще много всякой ерунды плел, уговаривая меня и веселя девчонок, хотя я и не особо упиралась. Наши решили посидеть в кафе «Джинс», уютном и вполне демократичном. Мы туда пару
