сам себе казался консулом и триумфатором, который идет принимать капитуляцию варварского князька. А такого роскошного доспеха, обтянутого разноцветной парчой, не было и у его предков-полководцев. Эта мода только недавно пошла в Братиславе и еще не добралась до захолустной Италии.
С той стороны шли пятеро во главе с герцогом Теудалепием. Ворота Атернума со скрипом отворились, и оттуда вышла такая же делегация, из пяти человек. Это были дружинники Виттериха, отборные бойцы, у которых, в отличие от других, к тому же присутствовала некоторая толика разума. Воины свиты встали шагах в двадцати друг от друга, опираясь на копья, а Теуделапий пошел вперед, навстречу Валерию. Немолодой, но крепкий герцог удивленно смотрел на патриция, оглядывая его роскошное одеяние со смесью зависти и презрения. Сам он был одет весьма просто: в пластинчатом доспехе и грубом зеленом плаще.
— Чего ты хочешь, парень? — хмуро спросил он, когда они остались наедине. — Я помню тебя, я ведь сам бил тебе морду за наглость. Я готов выплатить виру. Только не говори мне про кровную месть, я даже смеяться не стану. Ты пришел за деньгами, и я готов тебе их дать. Как только мы договоримся, ты уведешь этих дикарей с моей земли.
— Во-первых! — громко заявил Валерий и гордо выпятил грудь. — За нанесенное мне оскорбление ты выплатишь мне виру — три тысячи солидов.
Сумма была совершенно чудовищная, но Теуделапий молчал, только сопел, как кабан перед прыжком, а его лицо медленно наливалось кровью.
— Во-вторых, — продолжил Валерий, — ты вернешь мои земли и земли моих родственников. Тут у моего рода была огромная латифундия.
— В-третьих, — заявил патриций, — ты принесешь мне извинения при всём своем войске.
Он хотел было добавить и четвертое требование, которое заключалось в публичном целовании его, Луция Валерия Флакка, сиятельной задницы, но не успел. Герцогу хватило и первых трех. И он с непостижимой для его возраста и сложения резвостью прыгнул вперед и ударил патриция ножом в живот. Огромный сакс лязгнул о пластины бригантины, и герцог застыл с выражением недоумения и обиды на лице. Впрочем, оно длилось совсем недолго, потому что в грудь его ударило копье, которое бросил Бруно, дружинник, стоявший позади патриция.
— Священный обычай рушишь, сволочь! На переговорах напал! — заревели воины Виттериха и бросились на свиту герцога Сполето. Тот сам, сбитый на землю, уже кряхтя поднимался на ноги, и выражение его лица не сулило Валерию ничего хорошего. Крепкий ромейский доспех выдержал могучий удар копья, лишь одна пластина улетела в сторону. Но такой бросок запросто мог сломать пару ребер, и тут уже никакой доспех не поможет. Юшман разве что.
— Руби его, олух! Чего смотришь? Живо! — рявкнул Бруно Валерию, и тот выхватил меч и неумело ударил поднимающегося герцога, ранив его в шею.
— Ногу ему подсеки! — подсказал тот же воин. — А потом добей.
Так Валерий и сделал. Он секанул герцога по голени, а когда тот взвыл и рухнул наземь, неумело ткнул его в шею. Он смотрел во все глаза и не верил сам себе. Герцог Теуделапий был мертв.
— Голову ему отруби, — скомандовал тот же воин. — Мы ее со стены показывать будем.
Делегация переговорщиков забежала в ворота крепости, на крюки которых упал толстенный брус. Ошалевший патриций так и стоял с вытянутой вперед рукой. В ней Валерий держал отрубленную голову, и он никак не мог прийти в себя. Обрубок шеи сочился кровью, которая капала в сухую пыль городской улицы. Бруно подошел к Валерию и схватил страшный трофей за бороду.
— Дай сюда! На башне уже шест установили, надо лангобардам твою добычу показать.
— Так его светлость всё знал? — промямлил Валерий, у которого подогнулись ноги.
— Мое дело маленькое, — пожал плечами Бруно. — Мне сказали копье бросить, когда тебя убивать начнут, я и бросил. А кто там и что знал, мне неведомо. А ты, парень, чего ждал-то вообще? Что герцог лангобардов, у которого войско бунтует, будет какие-то там обычаи соблюдать? Вот ты чудак, право слово!
— Ну что, герой! — Виттерих, который подошел к ним, улыбнулся Валерию, блеснув белоснежной ниточкой зубов. — Скоро отряды словен подойдут сюда, да еще и подкрепление ждем. Вот тогда-то и повеселимся по-настоящему!
Виттерих протянул ему кубок, который Валерий опрокинул в себя махом, не заметив вкуса.
— Что? — сочувственно посмотрел на него герцог. — Никогда так близко собственную смерть не видел? Привыкай, парень. И ты это… бригантину мою верни. Я ее в штопку отдам. Так и знал, что эта деревенщина купится.
* * *
В то же самое время. Префектура Египет.
Время жары, самое дрянное время года в Египте. Тут не знали привычного лета, осени, зимы и весны. Эти слова не имели ни малейшего смысла в этой земле. Тут все подчинялось ритму, который задавала великая река. Время высокой воды, время всходов и время жары. Оно же — время низкой воды. Вот те времена года, которые были понятны египтянам. И прямо сейчас лютовало безжалостное солнце, ярость которого стоически терпел повелитель этой земли, великий князь Самослав.
— Тебе и правда нравится тут, сын? — спросил он, когда кавалькада всадников миновала очередной город Дельты. Вавилон Египетский станет самой южной точкой его путешествия. Оттуда они повернут на север, к Пелузию.
— Правда, — серьезно кивнул Святослав. — Я не хочу уезжать отсюда, отец. Мне хорошо здесь, я привык к этой земле. Я полюбил ее. Я даже великого Сфинкса приказал расчистить.
— А что с ним не так? — удивился князь, который видел эту статую когда-то бесконечно давно.
— Так он же песком засыпан был, — недоумевающе посмотрел на него Святослав. — Одна голова торчала. Тут никто и не знал, что там тело и лапы есть. Местные уже и забыли историю своей страны.
— Молодец, — одобрительно кивнул князь. — Объяви награду. Пусть тебе несут папирусы и старинные изделия. Плати за золото вдвое по весу. Тогда никто его плавить не будет. И запрети грабить старинные могилы.
— Хорошо, — кивнул Святослав. — Я тут такой же музей открою, как у тебя в Братиславе. И я уже приказал собирать старинные рукописи.
— Что с посадкой сахарного тростника и хлопка? — спросил князь.
— Мы создали два общества на паях с купцами, — ответил Святослав. — Как ты и велел,