праздника Св. Иоанна[853], прочие же плоды созрели сходным образом, что обернулось великим благом для неимущих, ибо [за съестное] по-прежнему спрашивали весьма высокую цену, как о том сказано было ранее, в то время как одежда была и того дороже. Полотно [бывшее ранее] по XVI солей, ныне стоило IL парижских солей, за он[854] доброго холста просили XII солей, за бумазею[855] — XVI парижских солей, за саржу — XVI солей, за шоссы и башмаки еще дороже, чем раньше[856].
276. Далее, в сказанное же время арманьяки жестокостью своей превзошли все бывшее ранее, и убивали, грабили, насиловали, сжигали церкви вкупе с людьми, в них бывшими, беременными женщинами и детьми, коротко говоря, они творили все зло, каковое способна измыслить свирепость и жестокость, сходная более с делом рук дьявольских, нежели человеческих[857]. Посему же явилась нужда начать переговоры с королем английским, каковой был заклятым врагом Франции[858]; по причине же злодеяний, каковые вершили арманьяки[859], ему пришлось отдать в жены одну из французских принцесс, по имени Катерина[860]. Он же на VIII мая тысяча IIIIc и XX года провел ночь в аббатстве Сен-Дени, и на следующий за тем день въехал в город через ворота Сен-Мартен, его же сопровождало, как то сказано было ранее, не менее VII тысяч лучников и воинов в [одетых в полотно?][861], перед ним же несли шлем увенчанный золотой короной[862], дабы таковым образом удостоверить его сан, а также вышитое изображение амаранта[863], бывшее его личным знаком[864]. Он же остановился в тот день у Шарентонского моста, дабы назавтра выехать в Труа, на встречу с королем. Там же ему город преподнес ему в дар IIII телеги [груженые бочонками] с вином весьма доброго качества[865], он же сделал вид, будто сказанный дар в его глазах немногого стоил.
277. Далее, в сказанный день никого из парижан не выпускали из города[866].
278. Далее, оттуда он отправила в Труа[867], при том, что арманьяки не чинили ему в том препятствия, при том что похвалялись, будто разобьют его наголову, а сами же не осмелились показаться.
279. Далее, на Троицын день тысяча IIIIc и XX года, каковой пришелся на II день июня, сказанный король английский обвенчался в Труа с принцессой французской, а в следующий за тем понедельник, когда французские и английские рыцари, в согласии с обычаем, захотели устроить турнир, в ознаменование брачного торжества столь высокородного принца, король Англии во славу какового они желали устроить сказанный турнир, дабы сказанным образом доставить ему удовольствие, сказал, и это слышали все вокруг: «Я прошу монсеньора короля, с чьей дочерью я [ныне обвенчался], и всех слуг его, своим же слугам я приказываю, дабы завтрашним утром мы все были наготове отправиться в поход и подступить с осадой к городу Сансу, в каковом обретаются враги монсеньора короля. В сказанном же месте любой из нас, кто того пожелает, сможет в свое удовольствие преломить копье и сойтись в турнирном бою, и явить свою доблесть и отвагу, ибо нет в мире доблести выше чем вершить правосудие над злыми, и позволить бедному люду жить [без опаски]»[868]. Засим король дал ему в том свое соизволение, прочие же заверили его в своем на то согласии, и стало посему. Таковым же образом в праздник Св. Варнавы, на XI день сказанного июня месяца город был взят[869], оттуда же они выступили затем, дабы взять в осаду Монтеро-где-Йонна-низвергается-вниз[870].
280. Таковым же образом, в тысяча IIIIc XX году они подступили к Монтеро, в то время как бывшие внутри сдались ради спасения жизни, откупившись от них деньгами[871]. Среди прочих там же обретался сир Гитри[872], величайший в мире деспот и злодей, каковой затем вместе со всеми прочими отпущен был на волю, и вслед за тем в Гатинэ и прочих местах совершил столько зла, что превзошел в том сарацин.
281. Далее, оттуда король Английский и вместе с ним герцог Бургундский отправились к Мелёну и подступили к нему с осадой.
282. Далее, в сказанное же время, в середине августа, в разгар сезона уборки винограда, арманьяки продолжали рыскать [вокруг города] чаще чем то было ранее, по их же вине все товары, в особенности в Париже, выросли в цене, как то за пара башмаков ныне просили X парижских солей, за пару шосс далеко не лучшей работы — II франка или XL солей; и все прочее, что надобно человеку для поддержания жизни продавалось по таковым же ценам.
283. Далее, золотой экю[873], ранее стоивший XVIII парижских солей, ныне обходился в IIII франка, или даже более того, а [добрый] английский нобль[874] обходился ныне в VIII франков.
284. Далее, в сказанное же время в Париже ощущался таковой недостаток монеты[875], что беднякам не доставалось милостыни вовсе, или же доставалась в количестве весьма скромном, ибо в сказанное же время IIII старых парижских денье стоили выше чем I гро достоинством в XVI денье, каковой ныне был в обращении. Чеканившиеся же любры[876], достоинством в VIII денье, отличались весьма дурным качеством, так что их ранее отказывались принимать, в то время как вышеназванные гро пытались даже изъять из обращения по суду. Кроме того, тяжкое положение ухудшалось еще тем, что хлеб, ранее стоивший VIII денье отныне обходился в X[877], а тот, что ранее стоил XVI денье, теперь обходился в XX[878].
285. Далее, за ливр добрых свечей просили XX бланов, за одно яйцо — IIII денье, за ливр прессованного сыра — VIII бланов.
286. Далее, в самый день, на каковой пришелся праздник Св. Ремигия[879] объявлено было, что отныне хлеб за V бланов будет стоить II парижских соля, а хлеба за X денье — XII денье, за одно яйцо ныне следует платить VI денье, за бочковую сельдь — XII денье, за «пудреную» сельдь[880] — V бланов.
287. Далее, в названное же время года, вино вздорожало настолько, что один бочонок такового вина, сделанного из винограда, выращенного в окрестностях Парижа, обходился ныне в XXI или XXII франка, а порой и более; в сказанном же году молодое вино из винограда, собранного в августе, во многих случаях прокисало или же становилось жирным[881].
