Ови, поразмыслив над грядущими делами, взяла Илеса с собой и отправилась в лазарет.
На входе, как и во многих уголках академии, дежурили два юстициара, а также один из помощников смотрительницы лазарета и старшего лекаря академии. Умудрённый годами муж носил пенсне, на которые постоянно спадал кончик мягкой тульи колпака. Лекарь вёл журнал посещений и вписывал какую-то информацию о том, что приносили больным посетители. Стражники, увидев гостей, прекратили болтовню и обратились к увлечённому журналом помощнику смотрительницы:
— Оторвись от журнала, Ариццо. К тебе главная подозреваемая явилась.
— Вчера не добила пострадавшего академского стража, — продолжал второй, — сегодня нашла в себе дух.
— Угомонитесь, она вчера не подходила к раненому, — заявил Ариццо, подняв взгляд на вошедших. — Овроллия Киртан и Илес из подмастерьев, я впишу вас, проходите.
— Мой друг к своему брату, а я… действительно к раненому стражнику. Мессир лекарь, это возможно?
Он переглянулся с юстициарами. Те скрестили руки на груди и ждали от него ответа. Наконец помощник сказал:
— Только в моём присутствии. Стража, когда выйдет профессор Флёдерик, не забудьте отметить его. А то он настолько мал, что вы ниже своего носа никого не видите.
Лекарь повёл друзей вглубь лазарета. Когда они поднимались на второй этаж, Ови спросила:
— А что здесь делает профессор животноведения?
— Осматривает больных, он в последнее время часто стал это делать, — ответил Ариццо, поправляя кончик колпака, гуляющий во все стороны. — К вашему брату, мессир полурослик, ваш земляк тоже захаживал между занятий. Но его интерес к больным из числа людей — удивителен.
На третьем этаже Илес отправился к брату, по пути поздоровавшись с кем-то. Помощник смотрительницы лазарета провёл Овроллию на последний, четвёртый этаж, где среди двух дюжин пустых коек лишь на трёх лежали больные. Почти в самом конце огромного помещения девушка узнала знакомые цвета на прикроватном кресле. Раненый стражник лежал с раскрытой на груди книгой и тихонько напевал про себя.
— Только недолго, по расписанию у них скоро второй завтрак, — заявил Ариццо. — А затем будет тихий час. В покое организм восстанавливается быстрее.
— Напомните… как его зовут?
— Вирцель.
Девушка медленным шагом направилась в конец зала, провожаемая угрюмыми взглядами двух больных, к одному из которых подошёл лекарь. Стражник, напевая про себя, не замечал постороннюю, а когда заметил, книга упала с постели, и лазарет пронзил крик:
— Добивать! Добивать пришла!
— Правду говорят, в стражу набирают недалёких, — прошептала Ови про себя. — Тише, мессир, я хочу поговорить.
Она достала из-под запаха мантии ласточку и посадила на плечо. Увидев светящуюся голубым птицу, Вирцель словно успокоился, хотя всем своим видом продолжал показывать отторжение к посторонней.
— Вы много раз видели её со мной, — сказала волшебница, присев на соседнюю пустую койку. Больной невольно отстранился подальше, к краю, едва не вывалившись из собственной постели. — Почему в ночь вашего дежурства я была без неё?
— Потому что ты не хотела привлекать ненужное внимание, ведь не только мы дежурили той ночью, — серьёзно ответил он. — И твоё лицо с острым подбородком и выраженными скулами я бы не перепутал ни с чьим другим, особенно помня то, сколько раз ты навещала свою драгоценную диадему.
— Тогда почему я не сбежала при первой возможности, а отправилась спать? Почему руководство академии развязало мне руки для того, чтобы я поймала настоящего преступника? Почему я сейчас здесь, говорю с вами, а не продолжаю скрывать улики?
— Твои аргументы рассыпаются от одного единственного факта. Твоё лицо я бы не перепутал ни с чьим другим. И Борворк, когда первым увидел тебя, воскликнул во весь голос. Кажется, кто-то из дежурных преподавателей слышал это, потому что в стороне лекционного крыла мы, пытаясь урезонить тебя, видели чью-то шляпу. Это был низкорослый профессор, и я уверен, что он слышал наши крики и произошедшее позже.
Девушка задумалась, переглянулась с лекарем Ариццо, поглядывающим за ней искоса, и заявила:
— Это не мог быть магистр Хольбериц, архимаг ему доверяет.
— А ты доверяешь архимагу?
Её застали врасплох. Вирцель, осознавая, что Овроллия не причинит ему вреда, лёг на бок и продолжил:
— Вижу, что нет. Потому что злодеи не доверяют друг другу.
— Ох, так вы выпивали на службе! — вспылила чародейка, но, понимая, что вокруг посторонние, стала говорить тише: — Не тебе попрекать меня или кого бы то ни было!
— У Борворка была болезнь психики после смерти сестры в результате несчастного случая! Не помню, как называется та болезнь, но алкоголь помогал прогонять тоску! Я не пил, можешь проверить в журнале поступивших три дня назад! Ах, дьяволица! — он схватился за живот и лёг прямо. — Целилась в сердце, твоей меткости можно позавидовать! Хорошо, Борворк на издыхании меня дёрнул.
Она какое-то время молчала, рассматривая ворсинки на шерстяном одеяле. Затем сказала:
— Злодейка… то есть я поразила его первым?
— Да, да! — едва не сорвался в крик он. — И Борворк едва успел спасти меня! Тебе же не понять этого! Ты умеешь только отбирать чужие жизни!
— Взгляни на неё, — спокойно сказала Ови, взяв в ладонь ласточку и направив руку к Вирцелю. — Смысл моей жизни — в созидании её.
За спиной девушки, пока чародей переглядывался с птицей, раздались шаги. У постели стражника застыла фигура Ариццо, он сказал:
— Тот, кто создаёт жизнь, не способен к разрушению, Вирцель. Она — художница. Такие разрушают только собственные творения, чтобы однажды создать нечто новое, более совершенное.
— Сговорились?.. — продолжая рассматривать пернатую, проговорил тот. Лекарь осуждающе покачал головой. Вирцель продолжал: — Почему она так на меня смотрит, будто у неё есть интеллект? Это ведь безмозглая иллюзия!
— Ласточка, скажи ему что-нибудь.
Птица молчала. Молчали и люди. На третьем этаже раздались смешки, кажется, веселились полурослики. Овроллия вновь посадила птицу на плечо и сказала:
— Я докопаюсь до истины. Прошу, Вирцель, ради памяти своего друга и напарника, ради самой академии, пусть вы не любите её руководство… Поведайте, что в точности произошло той ночью.
Стражник переглянулся с лекарем, тот кивнул в знак поддержки чародейки. Наконец Вирцель, словно победив в споре свою тёмную сторону, затаившую совершенно справедливую обиду, начал говорить:
— После того, как я потерял сознание, уткнувшись носом в лужу собственной крови, я пришёл в себя уже здесь, спустя неполные сутки. А началось всё за полночь, почти сразу после того, как во дворе едва слышно прозвонил последний колокол, — раненый сделал паузу, положил руки на живот и осмотрел их. — Сначала всё было тихо. Борворк продолжал рассказывать истории из молодости, иногда крича во всё горло и совершенно не стесняясь старшего дежурного. Внезапно его глаза стали большими и
