ножом.
— Я по вагону пройдусь, — открываю дверь в коридор.
В коридоре пусто. Я сначала иду налево, нахожу туалет и переходную дверь в тамбур. Ожидаемо, кроме туалета, все остальное закрыто намертво. Разворачиваюсь и прохожу по вагону к началу. Первые два купе так пока и не занимают, они пусты и открыты, а в, так сказать, нулевом, нахожу все того же мужика в форме.
— Добрый день, — здороваюсь.
— И тебе, парень. Чего-то хотел?
— Наш сопровождающий говорил, что скоро будет обед, вот пришел поинтересоваться, когда. И нельзя ли добавить чего мясного лично мне, за деньги.
— Хм, за деньги, я могу тебе принести обед из вагона-ресторана, тринадцать серебрушек, интересует? — мысленно перевожу цену в слова Коштева о годе жизни за двадцать пять золотых. Понимаю, что цена завышена раз в десять, но с другой стороны — вроде как ресторан. С некоторым трудом отказываюсь. — Может быть к вечеру попрошу. Я пока не знаю, что у нас на обед.
— Ха, да что у вас может быть, наверняка армейские пайки выдадут. Вы ж у меня такие не первые. Каждую неделю вожу. Ничего, парень. Проголодаешься, или чего интересного захочешь, — подмигивает, — подходи.
Согласно киваю. Прохожу в тамбур, осматриваюсь. Двери закрыты, но кажется в следующий вагон пройти все-таки возможно. По крайней мере дверь из нашего открывается. Захлопываю ее обратно. Разворачиваюсь, и замечаю закрывшуюся дверь купе имперца. Хмыкаю про себя. Вот не зря мне всякое-разное кажется.
* * *
*Максим не очень в женской психологии.
Глава 12
На обед действительно вербовщик притаскивает одну из тех двух упаковок, которые мы сбросили у него в купе. Вскрывает и раздаёт нам по упакованной коробке.
— Ваш обед, шантрапа, — забирает остатки упаковки с коробками. Я мысленно делаю себе зарубку, узнать у него, можно ли подобные вещи выкупить дополнительно. Всё-таки ближайший месяц-два мне надо бы питаться очень усиленно.
Сами обеды ничего из себя такого не представляют. Неопределённого вида мясо, разваренная перловка, какая-то сладкая хрень вроде булочки, опять же, неопределенной консистенции. Пару кусочков масла, и небольшая плитка, напоминающая шоколад, но только с каким-то фруктовым вкусом. В принципе, довольно много и даже вкусно. Так что на какое-то время я даже наедаюсь. И это, в общем-то, не удивительно, всё-таки данный комплект скорее всего рассчитан на действующего военного, а не на мелкого шкета, которым я пока являюсь.
«За» эту идею говорит то, что мои попутчики пайки не доедают. Но и выбрасывать они их не собираются. Упакованные кусочки масла, плитку чего-то, да и саму коробку хозяйственно приберегают для другого времени.
Вечер подходит даже в каком-то смысле незаметно. Единственное событие, которое выделяется до ужина, это въезд поезда на вокзал какого-то довольно большого города. По крайней мере, это заметно по виду огней, высокой платформе и количеству народа на ней.
Поезд замедляется, и мимо нас в окне проплывает очень красивая девчонка лет пятнадцати, с сопровождающей её матроной. Взгляд цепляется за барышню, и даже не имея чего-то лишнего ввиду, буквально заставляет поворачивать голову вслед девушке. Удивительно, но девушка с матроной почти совершенно без багажа, два небольших чемодана даже не считаю. И, странным образом, эти довольно аристократичного вида дамы отправляются именно к нашему вагону.
Что ж, одно из купе видимо, их. Кто занимает второе купе, и занимают ли его вообще, я уже не обращаю внимания, ибо сразу после начала движения поезда имперец приносит нам и ужин.
Тот не сильно отличается от обеда, но его плотность значительно больше, и там уже присутствует кроме всего остального, что-то вроде фруктовой кашицы, видимо для разбавления водой, и пресные крекеры. Те, конечно, просто так и не разгрызешь, но с получившимся из кашицы напитком, да еще и с постоянным легким голодом мне они кажутся пищей богов.
Нет, приоритеты сразу же меняются. Мне совсем не нужен теперь дополнительный обед. Мне нужны армейские пайки ужина и как можно больше.
Наевшись, забираюсь на верхнюю полку. Я собираюсь на некоторое время отключиться. Но на всякий случай проверяю, работает ли глиф «предчувствие». Все-таки пацанов на соседней полке никто не отменяет. И уже успокоившись, почти мгновенно ухожу в себя. Только краем внимания отслеживаю перемещения у нас в купе.
Ночью просыпаюсь от легкой тревоги. Глиф ведёт себя довольно спокойно, но какое-то некомфортное состояние обеспечивает. Такое ощущение, что он слегка подрагивает, посылая неровные сигналы мне в разум.
Тихо спускаюсь вниз. Аккуратно открываю дверь купе и чуть выглядываю в неожиданно темный коридор.
В голове тут же будто орет тревогой даже больше, чем было в больнице. Мгновенно падаю на пол, и скорее всего, очень не зря. Рядом раздается щелчок и над головой что-то жужжит. Тут же бросаю так себя хорошо зарекомендовавший «ужас» в сторону шевельнувшейся тени. И Тень совершенно не разочаровывает — тихо замирает, и, вроде бы как не слышно, падает на пол. Медленно выползаю в коридор. Весь контакт занимает пару мгновений, но сердце стучит так, будто я пробежал километров пять и оно готово выскочить из груди. Непорядок. Глубокий тихий вдох, выдох. Еще раз, повторить. Всё происходит в совершеннейшей тишине. И никто на тихие звуки падения даже не реагирует.
Тихо крадусь к началу вагона и, не доходя до середины, начинаю слышать сдавленные звуки борьбы. Медленно, очень медленно перемещаюсь дальше, замирая у каждой полоски света.
Рядом со вторым купе почти спотыкаюсь о лежащее тело.
Тут поезд проезжает несколько фонарей, и я замечаю рядом с телом в чёрной одежде отблеск оружия. Поднимаю и его.
Неожиданно удобный маленький пистолет. Никакого следа глушителя. Странно, но не важно. Значит здесь так.
Крадусь дальше. Опускаюсь на карачки и аккуратно заглядываю в купе на уровне коленей.
На правой лавке лежит без движения матрона, что сопровождала девчонку на перроне недавнего города. Саму же девчонку уже заканчивают упаковывать двое деятелей в такой же чёрной одежде, как и первая встреченная тень.
Испытываю острое чувство дежавю. Но, к черту рефлексию! В ближайшего кидаю все тот же «ужас», а в дальнего, одновременно, стреляю из пистолетика-игрушки.
Первый ожидаемо валится в судорогах на ноги девчонки, а вот вокруг второго на секунду возникает радужная пленка, отражающая выстрел.
Второй мгновенно разворачивается ко мне. Его рука сразу же окутывается разрядами, как у вербовщика недавно, и, кажется, только то, что он не сразу замечает меня в проеме двери, спасает меня.
Тревога уже почти оглушающе орет,
