заиграла кривая ухмылка. Смертоносное железо норга ударило снизу-вверх! Толпа на площади вздрогнула общим вздохом: казалось, еще миг — и пах Ольгерда зальется кровью, но юноша вдруг каким-то корявым, нелепым образом извернулся и, подлетев, рухнул спиной на песок, а меч норга, пройдясь по касательной, лишь распорол парню голенище сапога.
Никто, даже Улли, не понял, что в дело вмешался случай. Ольгерд поскользнулся в тот самый момент, когда так стремился достать своего врага. Почувствовав, что нога поехала, он не успел даже чертыхнуться и пожалеть, как рука его взлетела вверх, довершая и усиливая кульбит. Перед глазами пронеслась синева неба, и вот он лежит на земле, из дыры в сапоге течет кровь, а напротив стоит враг, не менее пораженный, чем он сам.
— Удивил! — Улли покачал головой. — Отличная реакция! Жаль только, не поможет она тебе.
Вытянув меч, Ухорез шагнул вперед, и Ольгерд, приподнявшись на локтях, начал отползать, понимая: стоит ему лишь попытаться встать, как норг его добьет. Умирать не хотелось. Умирать не хотелось настолько, что пришлось сжать зубы до боли, лишь бы не завыть. И тогда он увидел ее! Белая женщина с неподвижным пугающим лицом стояла прямо за Улли, ее губы не шевелились, но Ольгерд слышал каждое слово:
— Мой бедный мальчик! Не бойся, Хозяйка не бросает своих детей. Ты ведь мой мальчик?
Ольгерд все отползал и отползал, не в силах произнести ни звука, а Ухорез наступал, и на его лице уже заиграла самодовольная ухмылка.
Женщина вновь пронзила юношу взглядом.
— Оли, мой мальчик, я не смогу помочь тебе, если ты не ответишь. Ты мой?
Ольгерд остановился. Мысль, что никто не отомстит за семью, была настолько невыносима, что разрывала голову: как он посмотрит в глаза отцу, матери⁈ Умереть вот так, без меча в руке! Он заскрежетал зубами от ярости, а глаза демона продолжали давить.
— Оли, время!
Ольгерд поднял лицо навстречу змеиным нечеловеческим глазам.
— Я твой!
* * *
Рорик видел, что парень сдался и другого выхода нет. Он повернулся и нашел глазами Озмуна.
— Давай!
Тот подал сигнал, и его люди, вынимая спрятанное под одеждой оружие, двинулись на норгов. Сам Рорик, убрав в рукав нож, уже открыл рот, чтобы остановить Ухореза, и в этот момент произошло то, что потом никто толком не мог объяснить. Лежащий на спине парень смог одним рывком подбросить вверх свое тело и в долю мгновения преодолеть расстояние между ним и норгом. Как он это сделал, никто толком не разобрал: все лишь увидели бросок, тень движения и тот момент, когда Ольгерд вдруг вырос перед Улли, а его правая рука сжала рукоять кинжала на поясе норга.
Ухорез, не понимая, что происходит, замахнулся мечом, но было уже поздно. Ольгерд выхватил из его ножен клинок и с размаху вонзил узкий стилет в грудь норга. Удар был настолько силен, что стальное жало прошило кольца кольчуги, как тряпку, и лишь гарда, звякнув о бронь, остановила его. Тишина изумления окутала ристалище. Казалось, это звяканье гарды о окольчуженную грудь норга услышали даже рабы на крыше амбара. На глазах сотен безмолвных зрителей, Ольгерд стоял над поверженным врагом, а Улли умирая, медленно оседал на землю. В какой-то миг их глаза встретились, и то, что увидел в последнюю секунду жизни Улли Ухорез, его ужаснуло.
Глава 20
Ольгерд в очередной раз очнулся в лекарне и, осмотрев знакомые стены, иронично скривил губы:
— Начинаю привыкать. Еще немного, и я здесь окончательно поселюсь.
Он бы даже не заметил, что произнес это вслух, если бы ему не ответил знакомый задиристый голос:
— Не переживай, не поселишься! Если, конечно, не перестанешь разговаривать сам с собой.
Подняв голову, Ольгерд разглядел стоящую в темноте Ирану и молча откинулся обратно на подушку. Говорить ничего не хотелось, но само ее присутствие было приятно. Пусть она, как обычно, язвит, ему все равно: сейчас он был слишком слаб, чтобы врать самому себе, а отпущенное из-под контроля сознание подсказывало, что там, у двери, стоит тот единственный человек в мире, которого он искренне хотел бы сейчас видеть.
Не обращая внимание на молчание, девушка вышла на свет, продолжая все в том же насмешливом тоне:
— Ты прямо герой — в городе только и разговоров, что о тебе.
Об этом Ольгерду не хотелось ни говорить, ни слушать, и он резко перевел тему:
— Как ты? Больше тебя никто не трогает?
— Нет! — Ирана отрицательно замотала головой. — Не до меня сейчас! Норги сегодня уходят и тело Улли забирают с собой — здесь хоронить не хотят.
Девушка остановилась и изобразила серьезное выражение лица.
— Ну а что ты не спрашиваешь про свою ногу? Не волнуешься?
Ольгерд, откинув медвежью шкуру, посмотрел на замотанную в тряпки лодыжку так, словно увидел ее впервые.
— Надо же! — Он поднял удивленный взгляд. — Я ведь и забыл про нее!
— Это ты деду спасибо скажи — без его заговора орал бы сейчас, как резаный.
Она будто специально провоцировала его, и Ольгерд возмущенно отреагировал:
— Да не стал бы я орать!
Довольная успехом своей маленькой манипуляции, Ирана улыбнулась:
— Спасибо-то все равно скажи — хотя бы за то, что он Фарлана позвал в ту ночь. Без него нас бы с тобой хоронили сегодня, а Ухорез у нашей могилы стоял.
Сев и спустив ноги с лавки, парень посмотрел так, словно у него в голове сложились недостающие кусочки мозаики.
— Так это он… А я-то думал, как же Фарлан узнал, где я! Спасибо ему, а я ведь про него даже не вспомнил.
Ирана криво усмехнулась:
— Конечно, куда нам! Вот уедем сегодня, так ты и про меня больше не вспомнишь.
Ольгерд всполошился:
— Как? Куда уедете?
— Твоя нога заживает, охотники выздоравливают. Нам здесь больше нечего делать. — В глазах девушки впервые появился легкий налет грусти. — Да и конунг после вчерашнего мягко посоветовал нам убираться.
Новость ошеломила Ольгерда настолько, что все слова вылетели из головы. Вдруг оказалось, что он совершенно не готов к такому повороту. Что говорить? Можно ли все изменить? А надо? В голове роились вопросы без ответов, а Ирана, постояв еще немного и уже взявшись за ручку двери, натужно улыбнулась:
— Ладно, пойду я! Собираться еще надо. — Обернувшись в проеме, она махнула молчащему парню рукой. — Прощай! Может, еще свидимся
