отведу тебя в лазарет.
– Нет. Я не могу. Я в порядке. – Ее голос был тонким и дрожащим. Она попыталась встать, но боль в ногах была невыносимой, и она снова опустилась на матрас.
– Так, сиди смирно. Я прикачу инвалидное кресло.
Путь в лазарет никогда еще не казался таким долгим. На каждом изгибе и повороте дорожки они встречали кого-то, кто смотрел на Мириэль в инвалидном кресле так же, как прохожие на улице смотрели на Чарли, их глаза говорили: «Это он? Невероятно. Это не может быть он!» Когда Айрин везла ее мимо Бригады Кресел-качалок, они не просто пялились, они любопытствовали:
– Что случилось, миссис Марвин?
– Вы заболели?
В их голосах звучало волнение, как будто они получили сенсационную новость, которая обязательно попадет на первую полосу.
– Отвалите, старые пижоны, – бросила им Айрин через плечо.
Мириэль пожалела, что не может встать и наступить каждому на ногу. Или пнуть их между ног, чтобы они согнулись пополам и увидели разноцветные всполохи от боли. Что, если в следующий раз, когда она пройдет этим путем, у нее вообще не будет ступней или ног, которыми можно было бы пнуть? Что, если в эти ранки попадет инфекция и врачи решат ампутировать ей конечности?
– Ты можешь забрать мои туфли, когда они отрежут мои ноги, – сказала она Айрин, едва в поле зрения появился лазарет. Ее глаза были сухи, но в голосе слышались слезы. – Золотые, с атласными бантиками. И мои лодочки из крокодиловой кожи, которые тебе нравятся.
– О, брось! Никто не собирается ничего у тебя отрезать, а мои лапы все равно чертовски велики для твоей обуви.
При этих словах Мириэль действительно заплакала. Такие красивые туфли – и зря пропадут. Как и все прекрасные вещи из ее прошлой жизни.
В лазарете сестра Лоретта помогла Мириэль устроиться на одной из кроватей, а затем поспешила на поиски Дока Джека. Было странно лежать рядом с женщинами, за которыми она сама ухаживала всего два дня назад. У нее не было сил одеваться, но она накинула кимоно поверх ночной рубашки, прежде чем Айрин вернулась с инвалидным креслом. Теперь она плотно запахнула атласные лацканы и натянула грубое постельное белье до шеи, словно благодаря этому могла каким-то образом исчезнуть.
– Неприятный сюрприз видеть вас в лазарете без вашего рабочего фартука, миссис Марвин, – посетовал прибывший Док Джек. – Давайте посмотрим, в чем проблема. – Он сделал знак сестре Лоретте, которая стояла рядом с ним, и та вложила термометр в рот Мириэль. – Можно? – Он указал на одеяла, прикрывающие ее ноги. Мириэль кивнула, стараясь не сместить термометр из-под языка.
Она ожидала, что глаза врача расширятся и у него отвиснет челюсть, когда он увидит уродливую россыпь нарывов. Но его лицо оставалось спокойным. Он слегка надавил пальцем на некоторые участки, и Мириэль застонала через нос.
– Дюжина или около того поражений на обеих ногах в различных стадиях созревания. Эритема и жар на ощупь, – сказал он сестре Лоретте, которая записала все это в историю болезни.
Мириэль снова застонала.
– Не волнуйтесь, дорогая. Они довольно скоро исчезнут.
Сестра Лоретта вынула у нее изо рта термометр и, держа всего в нескольких дюймах от очков, сообщила:
– Один-ноль-два[43], доктор.
– Что со мной не так? – спросила Мириэль.
Док Джек пододвинул табурет.
– Думаю, у вас то, что мы называем реакцией проказы. Что-то усугубило болезнь.
– Я умру?
– Нет, это маловероятно. Иногда реакция может спровоцировать острый нефрит, который в свою очередь может стать причиной почечной недостаточности и смерти, но мы будем внимательно следить за вашим состоянием здесь, в лазарете. – Он похлопал ее по колену, как будто то, что он сказал, должно было как-то успокоить. – Иногда пациенты слепнут, если развивается иридоциклит, но это только в том случае, если болезнь не лечится.
– Почему это случилось?
– Возможно несколько причин. Неправильное питание, интеркуррентные заболевания – такие, как брюшной тиф или грипп, беременность, чрезмерный стресс. Все, что снижает сопротивляемость вашего организма к болезни.
Мириэль нахмурилась. С тех пор как она вышла из тюрьмы, она заботилась о том, чтобы хорошо питаться и высыпаться. И она определенно не была беременна. Она даже не могла вспомнить, когда они с Чарли в последний раз занимались любовью. Мысли о нем добавили новый виток боли. Когда она очнулась от вызванного морфием сумеречного сна после родов, он был рядом с ней. Когда она пришла в себя после несчастного случая, он сжимал ее в своих объятиях. Теперь она была одна.
– А мои ноги? Эти ужасные фурункулы действительно исчезнут? – У нее не было сил плакать, но ее голос дрожал, как у испуганного ребенка.
– Несколько дней или неделя, и я совершенно уверен, что так и будет. – Док Джек, должно быть, прочел панику на ее лице, поэтому наклонился ближе и снова похлопал ее по колену. – Не волнуйтесь. Кстати, есть лепрологи, которые считают подобную реакцию хорошим знаком и уверены, что пациентам после нее становится лучше. Некоторые даже назначают йодид калия, чтобы вызвать ее.
Сердце Мириэль забилось в своем собственном ритме.
– Йодид?
Док Джек кивнул.
– Вы когда-нибудь прописываете это?
– Мы экспериментировали с этим препаратом несколько лет назад, но я так и не убедился в его действенности. Видите ли, возможные побочные эффекты такой реакции слишком серьезны. И пациенты не всегда поправляются после этого.
Несмотря на боль в костяшках пальцев, ладони Мириэль, лежащие на простынях, сжались в кулаки.
– Означает ли это, что мой следующий кожный тест может быть положительным?
Док Джек встал и посмотрел на нее с тем сочувствующим выражением, которое она видела у него, когда он собирался сообщить пациентам плохие новости.
– Боюсь, что так.
Все тело Мириэль похолодело. Совсем недавно она получила первый отрицательный тест. Потребовалось серьезное усилие, чтобы кивать, пока Док Джек продолжал говорить. Жанна знала об опасности йодида! Мириэль поставила бы на это свой последний доллар. Как глупо она поступила, доверившись этой девчонке! Разум Мириэль все еще был затуманен, и усталость опять подкрадывалась к ней. Как только Док Джек ушел, она погрузилась в сон, и ей вновь приснились монстры.
Глава 23
В течение следующей недели Мириэль оставалась в лазарете, борясь с болью в суставах, прорывающимися фурункулами, периодической лихорадкой и, прежде всего, со скукой. Было странно лежать в постели, пока сестры и санитары суетились вокруг нее. Она поймала себя на том, что всякий раз колеблется, прежде чем потянуться к колокольчику, не решаясь попросить еще воды или свежих простыней. Был ли это страх услышать упрек за
