такого, что заставило бы задержаться, а тем более поспешить к берегу. Весь ремонт проводился своими силами. Рыба ловилась, но не то чтобы очень много.
Несколько раз Саша присутствовал при извлечении трала – огромного мешка из сетей, со специальными распорками, который корабль волочил за собой на приличной глубине.
Сторона эта была самая населенная из северных, но даже здесь чаще всего рядом были только «дикие берега». Туда можно было сплавать на лодке, чтобы набрать пресной воды, подстрелить пару волкособов или – если сильно повезет – дикого кабана. Норвежских лесных котов, которые тут тоже встречались, на воротник не стреляли – тотем!
Оказывается, Рыжик-Локи был как раз из таких. Понятно теперь, почему огромный, не только от ворованной рыбы. Его вырастили с котенка, и людей он терпел... с трудом. А если погладишь взрослого «дикаря» – останешься без рук. Они по характеру как пушистые шары ярости – манулы, Саша читал о них в книжках про природу, которых у него в детстве был целый шкаф.
Как-то раз Младшему показалось, что Локи ведет себя странно. Забрался на самую верхнюю площадку, ходит по рейлингу туда-сюда. И хвост трубой.
Тут матрос на наблюдательном пункте в бинокль увидел прытких существ в руинах. Сородичи. Неужели ветер принес запах, для людей неразличимый? Или какие-то биотоки. Жизнь полна непонятного.
– Skogkatt, – равнодушно произнес дозорный норг.
Лесные норвежские коты. До Норвегии тут далековато, но они, видимо, решили эмигрировать.
– Как они выжили? Они изначально были дикие или одичали после Войны?
– Пес их знает. Может, всегда рыбов ловили во фьордах. А может, своих хозяев скушали. Смотри, мех какой! Львы! У меня шапка была из такого, серая, говорил всем, что волк. Не, я её в карты выиграл у чухонца. Сам их не стрелял и не буду, – усмехнулся Скаро. – Плохая примета. А ведь ещё в прошлом году их тут не видно было. Значит, всё у них хорошо. Плодятся.
Младший продолжал практиковаться в норвежском языке, Оказалось, он бывает двух видов – букмол и нюношк. Но говорили только на втором. В общем-то, язык не самый сложный, но Младший находился не в том состоянии, чтобы «садиться за парту». Его голова и так забита информацией, а тело слишком измождено тяжёлой работой. К тому же он видел, что чем старше человек становится, тем хуже даются языки.
Но какой-то минимум слов выучил.
Хотя, когда говорили быстро, понятен во фразах был только суффикс «-sk», который почему-то был одинаковым с русским. Norsk, dansk, russisk. Кто у кого его украл? Борис Николаич с Васяном говорили, что норги у славян. А все остальные слова… – черт ногу сломит, хоть и похоже чем-то на немецкий... но только если его не знаешь.
Хорошо, что на борту почти все знали английский и технические команды часто звучали на нем. Ведь команда интернациональная.
Как и всё побережье. На берегах Балтики уйма поселений разного размера. В основном – небольшие посёлки, которые часто располагались рядом с довоенными городами. Но было и несколько десятков городов размером с Заринск, и пара размером не меньше Питера.
Тут говорили на финском, эстонском, норвежском, немецком, польском. Последние лет десять крупных войн не было, но конфликты на национальной почве вспыхивали часто. Например, поляки и прибалты (русские последних звали чухонцами, те почему-то злились на это) не очень любили немцев. Хотя русских – еще меньше. При этом и друг друга не всегда переваривали. И даже между народами, которых русские вообще не различали и путали (как в одном кино: «да какая разница?»), типа шведов, норгов и данов, или латышей и литовцев, было множество мелких свар.
Но в целом на этих побережьях соблюдались какие-то правила и неписаные законы. Бессмысленной резни и геноцида давно не было. Даже налёты и грабежи были по-соседски корректными, а заложника или раба (траллса) на следующий день могли выкупить за телегу селедки.
В один из дней недалеко от устья реки Калайоки и заброшенного одноименного города впередсмотрящий увидел, как на берегу что-то горит.
– Что там пылает?
– Это? – Скаро и Юхо переглянулись, как почудилось Саше, с хищными усмешками. На тревогу, во всяком случае, это не было похоже. – Там новая деревня. На карте ее нет. Похоже, целая улица горит. Да это точно оно…
– Что?
– Скандинавская ходьба. Спорт такой древний.
– Спорим, это люди Черного Эриксона, – пробормотал Юхо.
– Нет. Я думаю эти с востока. Что еще хуже.
– Нет, Шведы, судя по всему. Русских тут не может быть. И слава богу, – сказал кто-то из норгов.
Младший фыркнул.
– Почему этот ваш Легион не наведёт порядок?
– Это не их земля. Деревня свободная. Но и защищать себя должны сами.
Мнения разделились. Кто-то говорил – напали люди ярла, взявшего кеннинг в честь фирмы, производившей телефоны. Сони-Эриксон. Или просто Эриксон. Другие – что это «Мебельщики», еще одна морская ватага, чье логово находилось в бывшем большом складе «Икея». Последние любили простой стиль, говорят, даже корабли у них были обставлены лёгкими сборными шкафами, столами и кроватями с диковинными названиями. Все эти «варяги» не были отморозками и соблюдали правила, поэтому Легион их не трогал. Беспределом они не занимались и просто собирали гельд. То есть деньги за «крышу», за право жить на своей территории, которую они в Самом Начале застолбили.
Но если кто-то не хотел платить, то его просто грабили. Тоже «по-домашнему»: могли забрать весь улов или приглянувшиеся вещи из дома. Или члена семьи, например дочь. Ну а сжечь пару домов – сам Один велел. Вот только от них огонь, бывало, перекидывался на соседние. Но никого не резали. Кто же кур-несушек режет?
При нападении, если деревня не имела шансов отбиться, жители просто снимались с места, уходили в горы или в довоенные города. Свободного места было полно, но не все места удобны и богаты ресурсами.
– Это зажиточная деревня. У них месторождение соли. Соль нужна всегда и всем. А они заламывают большую цену. Наверное, доигрались, жмоты. Если их перебьют, мы подождем и загрузимся даром, – объяснил Скаро.
– Почему не высадиться и не помочь?
– Если это люди Эриксона, мы просто сдохнем
