оно и оказалось.
— Хёгни, — обернулся к норду тархан. И не успел он еще ленивой походкой обойти стол, давая простор для двобоя, как северянин попер вперед. Могло показаться, что с отчаянно скучающим видом. Тем не менее расстояние, разделявшее их, он одолел единым махом.
— Заранее прошу прощения за моего помощника, — откуда-то из-за спины викинга донесся голос старой крысы. — Манерам он не обучен. И не знает, как это — не поглумиться над своим врагом, а потом еще и над его телом. И при всем при том он ужасно, просто до обидного немногословен.
— Зато ты трещишь за троих, — выдохнул Тверд. Ему даже показалось, что усатый после этих слов осклабился в одобрительной усмешке. Хотя, конечно, пойди его пойми. Даже его нордская баба, рискни такая найтись, наверняка затруднялась точно определить по этому оскалу — побить он ее хочет или отыметь.
А самое неприятное было в том, что викинг, похоже, даже не собирался вытаскивать из потертого вида ножен торчащий за спиной клинок. Пёр с голыми руками, и острота «лепестка» в руке супротивника его ничуть не волновала. Тверд решил попробовать с ложного замаха. Норд на него даже не моргнул. Даже не попытался увернуться. Еще шаг — и он выбросил вперед обе свои здоровые ручищи. На одной в неверном дрожащем свете ночников мелькнула наколка. Чудная. Цветная. Таких до сих пор видеть не приходилось. Правда, что на ней изображено, разобрать не удалось — в конце концов руки норман тянул вовсе не для приветствия.
С другой стороны доносились натужные выдохи, будто Хват окончательно стал ромеем и вовсе не для того прижал к кровати Буйука, чтобы убить. Впрочем, железный лязг, сопровождающий это пыхтение, оставлял надежду на лучшее.
Оглянуться и убедиться возможности не было — викинг наступал уверенно и неуклонно. С неотвратимостью злого рока он крушил все витки защитных нагромождений, что едва-едва успевал выплетать в воздухе клинком Тверд.
Вдох. Выдох.
Удар, блок.
Поворот, уклон, выпад.
Выдох-вдох.
И — никакой возможности перейти в атаку. Закованные в железо руки мельтешили перед глазами, звякая простыми иззубренными наручами о металлическую полосу хазарского меча. Пару раз Тверд и сам едва не попался на тот же захват, что применил, отбирая меч у рыла в маске. В последний миг удавалось уворачиваться и невольно из-за того открываться. Чем норд неуклонно пользовался, нанося такие удары, после которых единственным побуждением было рухнуть, ломаясь в корчах и захлебываясь застрявшим меж ребер воздухом.
Но всякий раз он оставался на ногах, продолжая зыбкую пляску неработающей почему-то защиты. Пока не почувствовал, что пол под ногами ушел вниз, убегая лестницей на первый этаж.
Еще бы на вершок назад — и все.
Впрочем…
Тверд неловко завалился, заполошно махнув руками, будто потерял равновесие.
Ради такого норд даже рванул меч из-за спины. Единым махом, продолжая движение, он занес клинок над головой.
И именно в этот самый миг Тверд бросился навстречу, всем телом врубившись в живот викинга. Кольчужное плетение оказалось чудным не только на вид, но и на ощупь. Словно это была и не кольчуга вовсе, а сплошная, но при том вполне подвижная железная пластина.
Как у Прока.
Они с треском грохнулись на скамью. Но тут же вскочили на ноги.
Тархан едва успел отпрянуть в сторону, брезгливо подобрав долгополый кафтан.
Именно в этот миг Хват, который что-то чересчур завозился с гохом, сгреб его в охапку — и швырнул через себя на стол. Буйук грохнулся на спину, но тут же дернулся вверх, занося руку в защитном жесте.
Взмах — и лезвие топора в другой руке с мокрым чавком воткнулось в доску стола. Разрубив одним махом гортань, шейные позвонки и отделив голову хазарина от плеч.
На миг повисла тягучая, как жирные капли крови, падающие на пол сквозь щели в столешнице, тишина.
Потом обезглавленное тело вора скатилось на пол. Голова же так и осталась лежать на столе. Взгляд остекленевших глаз упирался именно в ту точку, откуда опустился топор.
— Хегни! — взвизгнул седовласый хазарин, судорожно прижимая нож к шее Тумана. Высокомерие его как рукой сняло, когда между ним и соратниками его пленника остался один лишь человек.
Который тут же метнулся в сторону Тверда. Кентарх едва успел подставить под град выпадов тяжелого меча свой «лепесток».
С этим нордом все складывалось как-то не так.
Он рубился, перетекая в такие стойки и позиции, нанося такие неожиданные удары, что уходил от них Тверд едва-едва.
Очень неприятно было осознавать, что ты для своего врага — раскрытая грамота. Написанная крупно, просто и разборчиво. И, читая тебя едва ли не с издевательской усмешкой, он может располовинить и выпотрошить в любой момент.
Тверд и сам не понял, как в один недобрый миг оказался к норду спиной и с холодком, пробежавшим меж лопаток, уже ощутил, казалось бы, удар, который должен был раздробить ему хребет.
Но получил лишь железным наручем по голове — вовремя подскочил Хват.
В черепе полыхнул пожар, виски заломило невыносимой болью, а лоб встретился с досками пола с таким гулким звуком, что зубы заломило. Сквозь разноцветные круги в глазах он видел, как северянин походя отвел мечом стремительный бросок, в который вложил всю свою силу, скорость и дурь налетевший варяг. В ответ норд как-то извернулся, крутнулся на месте — и так наподдал варягу ногой под ребра, что того смело со второго поверха, будто снулый лист осенним ветром.
— Вот же ж твою мать! — только и успел выкрикнуть Хват, перелетая сквозь низкую деревянную оградку и с треском обрушиваясь вниз.
Воинский инстинкт взял свое. Опасность Тверд не увидел и уж тем более не услышал. Почувствовал. Кожей. Только что он покачивался на четвереньках — а в следующий миг перекатился в сторону от этого места. Того самого, на которое Хёгни с глухим выдохом опустил свой меч.
Сейчас не увернусь, — мелькнула в голове какая-то даже чересчур отрешенная мысль.
И в тот миг за окном полыхнул яркий день.
Среди ночи.
Немыслимая сила швырнула на пол и викинга, и хазарина, и даже сидящего Тумана. А на Тверда обрушился перевернувшийся стол.
И тут же уши пронзил чудовищный раскат грома.
Ослепительная вспышка вытянула все тени в селище, будто приковала их цепями и швырнула немыслимой силой за горизонт. Река расцвела десятком огненных столбов, в которых кружились пылающие обломки оснастки, обрывки человеческих тел и мягко кружащие в воздухе в немыслимо жарких завихрениях тлеющие клочки парусов. Огненный гнев богов в один краткий присест слизал с берега пристани и
