– Вы разве не расстались? Я думал, что да.
– Слухи быстро разносятся. Наверное, расстались. А может, и нет. Не готова пока ответить.
– Я не понимаю, зачем киснуть и страдать? Ты даже выглядишь так себе.
– Да? – смутилась. Включила фронтальную камеру и посмотрела на отражение. Бледненькая, согласна.
Он не пишет мне с пятницы, я к такому, конечно, не привыкла.
– Мне хочется тебя взбодрить! Я же помню, какая ты настоящая. Если хочешь мое откровенное мнение, Матвей тебе не пара. Бросай его. Юль, Юля–я. Мы можем отлично провести время вместе. Да ладно тебе. Дай нам шанс. Ты нравишься мне, я вижу, что сильно нравлюсь тебе...
В этот момент я не удержалась и хохотнула. Костя замолк на полуслове и посмотрел на меня. Я тут же осеклась, потому что выглядело это невежливо.
– Кость, ты клевый, – начала уговаривать. – И мне очень нравится с тобой... дружить. Но только лишь дружить.
– Почему? Мы столько времени вместе проводили в последнее время. Выступали. Готовились к вечеринке. Мы поцеловались в пятницу, ты сама хотела. Нет?
– Да. Но я была расстроена и пьяна. Прости, это было ошибкой. И... вот да, хорошо, что ты заговорил о том поцелуе. – Я очень активно жестикулировала. Фух! Какой же напряг. – Пожалуйста, никому о нем не рассказывай. Матвей не должен узнать. Я люблю его, понимаешь?
– Он ведет себя как идиот по отношению к тебе.
– Знаю. Но на чувства это не влияет.
– Ясно.
– Мне очень стыдно.
– Да понял.
– Ты обиделся? Блин! Прости, пожалуйста. Я ужасно себя чувствую сейчас. – Сжала ладони вместе, умоляюще в глаза заглянула. – Я повела себя как сука. И мне жаль, если дала ложные надежды.
– Да нет, не обиделся. Мы просто друг друга недопоняли. Всё хорошо.
– Мир?
– Мир!
На радостях я протянула ладонь и Костя ее пожал. Может быть, чуть крепче, чем ожидалось бы. Или мне показалось? Тут и Люба подошла. А вместе с ней вроде бы вернулись легкость и простота общения. Любаша плюхнулась на стул и вздохнула. Ее пышные завитые волосы коснулись моего лица, я отшатнулась и рассмеялась.
И всё вроде бы стало хорошо. Но не так, как минутой ранее. Это «не так» витало в воздухе, и замечали его в шумной кафешке лишь двое. Потом Костя ушел, а мы с Любой вдвоем поехали в кино, где в темноте зала я не удержалась и заплакала.
Больше всего в своей правильной слащавой, как кекс, жизни я любила крупицы аморальности. Моменты, когда могу вести себя дико, неправильно, не идеально!
Но что если я всё перепутала? Поведение, что принимала за аморальное, было исключительно в рамках? На самом же деле нарушение нравственных норм не может остаться незамеченным. Оно оставляет след, отпечаток.
Я обидела Костю, да и Матвей теперь в образе гордого орла. У меня же ни легкости на душе, ни удовлетворения. Что–то внутри неумолимо меняется. Ломается, трескается. Я будто становлюсь другим человеком. И период этот какой угодно, но только не легкий.
Глава 24
Матвей
Оглядываюсь по сторонам: район так себе. У него даже названия нет, наверное. Помимо слова «е*еня» на ум ничего не приходит. И делать здесь нечего.
– Вот она! Гляди! – оживляется Гоша, прищурившись. – Пошли поговорим.
– Она с детьми, – обрубаю. – В другой раз.
– Она всё время с детьми! В том–то и смысл. Или эта сука рассказывает, где ее мужик, или пусть хату продает.
Достаю сигарету, зажимаю между зубов. Пульс частит.
– Надо бы позвонить и время вместе выбрать, когда она одна будет. Попросить с матерью детей оставить или что–то в этом роде. Должны быть варианты.
– Если бы она трубку взяла хоть раз! Знает, что от нее надо, потому и прячется. Спиногрызы — ее прикрытие. Либо говорим сейчас, либо домой к ней заходим.
Прикуриваю.
– Может она и правда не в курсе, где ее мужик?
– Не надавим, не узнаем. Кое–как нашли, где ее мамаша обидает. Ни прописки, нихера. Во люди живут! Думала, спряталась, ага. Из–под земли достанем!
Сглатываю. Волосы, честно говоря, дыбом стоят. Вдруг сильно хочется оказаться в аудитории на лекции.
Захар на встречу не поехал, заявил, что втроем он еще на разборки с одной бабой не ходил. Дескать, сами справитесь.
Гоша говорит:
– Че, идем?
А я понимаю, что не вариант. Совсем.
– Может, утром? Ночью стремно, честно.
Женщина катит коляску, рядом с ней вприпрыжку скачет пятилетняя девочка в яркой куртке.
– Днем людей больше, палевно. Сейчас надо. Ладно, ты молчи, просто стой для устрашения. Я сам всё скажу. – Гоша берется за ручку двери. – Сейчас я ее уделаю, смотри и учись.
– Стой. Я сам.
– Уверен? Справишься?
– Да. Я две недели не сплю вообще.
– Я за него вроде как... поручился. Матвей, блть, ну не ожидал я от гада! В одном дворе выросли. Кто мог подумать, что кинет братана и свалит с деньгами?!
– Да понял уже.
– Пошли вдвоем?
– Кредит на мне, значит, мне с бабой и разговаривать. Здесь жди.
Выхожу из машины, делаю еще одну затяжку и выкидываю окурок в урну, дабы не мусорить. Хотя под ногами сотни окурков, стекла, каких–то упаковок. Но мы, рекет, воспитанный. С манерами.
Гоша на взводе и вину чувствует, но его инициатива грань переходит. Он парень деятельный, правда зачастую деятельность его бессмысленна. Мало того, что не в плюс, часто – в глубокий минус.
Ладно, раз приехали.
Иду наперерез и быстро догоняю женщину. На ее запястье висит увесистый пакет с продуктами. Она с трудом толкает коляску, затаскивая ее на бордюры.
– Добрый день, – говорю я, а голос звучит странно непривычно даже для самого себя. Глухо, что ли? Внутри холодеет. – Лариса Егоровна Рачинская, верно?
Выбивать из родственников мошенника деньги в теории в разы проще, чем когда видишь замученную мать с малыми детьми. Сплевываю.
Три пары глаз устремляются на меня. Дети смотрят с наивным любопытством, на лице женщины отражается ужас. Так на меня еще никогда не смотрели.
Она замирает, а потом вцепляется в ручки коляски и ускоряет шаг.
– Отстаньте от меня! Я ничего не знаю! – бурчит визгливо. Коляска застревает, женщина наваливается на нее весом и кое–как заталкивает на тротуарную дорожку.
– Постойте, пожалуйста, – говорю ровно. Отчего–то кажется, что прямо сейчас на меня смотрят Паша, Диана и, самое главное, Юля. Я как на сцене. – Мы просто поговорим.
