руку, веля мне молчать, — я хочу, чтобы вы с Настюшей провели там время. Ты знаешь, кто подарил мне отель.
— Дедушка.
— И я не могу отдать его абы кому.
— Я тебя понял, — есть резко расхотелось.
Х*ево думать о том, что бабули скоро не станет. Даже не верится. Будто это неправда.
— Прошу тебя, мой родной, — тёплая, пахнущая оладьями рука, проводит по щеке, — не стоит так расстраиваться. Я прожила счастливую и долгую жизнь. Я воспитала тебя. И я горжусь тобой, Макарушка. Все совершают ошибки, но не все способны их принять. Я жду вашей свадьбы. Для меня это… — бабуля мотнула головой. — Мне важно, повторюсь, видеть тебя счастливым.
Я киваю, не находя, что сказать.
— Ох, я что-то устала, — прикладывает ладонь ко лбу. — Пойду прилягу.
Я вскакиваю и придерживаю бабушку за локоть, помогая ей идти. Уложив её в кровать, поцеловал в лоб и вернулся в свою комнату. Упал на кровать, взял ноут и открыл папку, которую открывал в моменты, когда было слишком тоскливо. Когда слишком сильно тосковал по малышке. Фотографии. Да, я как сопливая девчонка хранил наши совместные фотографии на компе. Рука так и не поднялась удалить их. Моя любимая фотка, где девчонка смотрит в камеру улыбаясь во весь рот. Я сделал этот снимок, когда мы сбежали с уроков. Чёрт. Я должен сделать всё, чтобы на её лице снова сияла улыбка. Такая же счастливая и беззаботная. Так и отрубился, пялясь в экран ноутбука.
А на следующий день попёрся к девчонке. Пока ехал, обещал себе, что буду в этот раз стараться сдерживать себя. Держать язык за зубами. Перед дверью застыл, чувствуя, как дрожат мои руки. Выдохнув и откинув все сомнения и страхи, позвонил в дверь.
— Макар… — девчонка ёжится и переступает с ноги на ногу. — Зачем ты снова здесь?
Я смотрю на Настю, чувствуя, как дрожит всё внутри, когда я вижу малышку в домашней одежде. Нежную, растрёпанную и крохотную. Бл*ть. Я будто снова в неё влюбился. Будто вновь потерял голову.
— Нужно поговорить, Макарова, — не выходит скрыть ласку и нежность, голос выдаёт все эмоции.
— О чём?
— О нас, — подхожу вплотную к девчонке, практически касаясь губами её лба.
— Нет никаких нас, Макар, — малышка красные глаза поднимает, смотрит куда-то в переносицу. — И никогда не было, как я понимаю. Я вчера говорила с Денисом. Он мне рассказал всё о споре.
Бл*тство. Вот, что этот урод делал здесь. Мудак. Я прикончу этого урода. Моему терпению скоро придёт конец.
Заношу девчонку внутрь квартиры. Усаживаю на комод. С трудом сдерживаюсь от того, чтобы устроиться между разведённых в стороны ножек. Языком ворваться в нежный ротик. И, в конце концов… Мотнул головой. Не сейчас. Нужно поговорить.
— И как байк, Макар? — слышу её голос, когда закрываю дверь. — Быстро ездит?
— Я его не взял, — мне хочется начать оправдываться. Начать рассказывать, что срал я на спор.
— Отчего же? Совесть замучила? Или вспомнил вдруг, что в постель ты меня так и не затащил? Чего же ты молчишь, Макар? Ты ведь о нас поговорить пришёл. Разве нет?
Мой взгляд против воли к её ногам прилипает. Девчонка нервно теребит кружева шортиков. Длинные красивые ножки так и влекут провести по ним ладонями. Попробовать щёлк её кожи на ощупь. Сдерживать себя невероятно тяжело, но я справляюсь.
— Так о чём ты хотел поговорить? — тихий голос лишь заставляет желать малышку сиоьнее.
— О нашем уговоре, — голос хрипит и кажется чужим.
— О нашем уговоре? Мне кажется, что ты вчера чётко мне дал понять, что если я не соглашусь, то ты выложишь мои фотографии в интернет. Свой шантаж ты уговором называешь, Серебряков? — следую за ней на кухню. — Тебе чёрные с двумя ложками сахара? — спрашивает, даже не поворачиваясь ко мне.
Мне приходится зажмуриться до звёзд перед глазами от нахлынувших лавиной чувств. Она помнит. Она бл*ть помнит о том, какой чай я пью. Помнит. Не забыла. Значит ли это, что она по-прежнему меня любит?
— До сих пор помнишь? — спрашиваю на крохотное ушко. Веду пальцами по впадинке под кромкой волос. Мимолётно прижимаюсь губами и быстро отхожу. Сначала нужно поговорить.
Отхожу и сажусь за стол, молча наблюдая за ем, как она порхает по кухне. А ведь так может быть всегда. Каждый день.
— Я тебя внимательно слушаю, — говорит малышка, садясь за стол и ставя чашку с чаем передо мной.
— Бабуле остался месяц.
— Мне очень жаль. Я… Почему? Она больна?
— Рак.
— О Боже. Я… Мне жаль, Макар.
— Ты знаешь, что она тоже… — осекся. Хотел сказать, что бабуля тоже любит её. Но вовремя опомнился. И вздрогнул. — Ты знаешь, как она к тебе относилась всегда, Насть. Она не знает, что мы расстались.
— А мы встречались? Я сейчас уже не уверена в этом… — ехидство в голосе малышки выбешивает. Я ей тут душу изливаю, а она снова ехидничает.
— Ты можешь заткнуться, хоть на пять минут? — рыкаю зло.
— Если тебе нужна покладистая и молчаливая, я тебя не держу. Вали на все четыре стороны. Избавь меня от своего присутствия, — почему так тяжело с ней?
— Бабушка хочет, чтобы я женился до её смерти. На тебе, — держусь из последних сил.
— Женился? Я думала, что я буду играть роль невесты, но никак не жены, — бл*ть. Я ей этого не говорил.
— Насть, прошу, — устало говорю я.
— Ты всё мне сказал? Или потом опять будут сюрпризы, — смотрит исподлобья на меня.
— Она перепишет на меня отель во Франции, — не спешу говорить, что на нас. Снова сомнения возникают. А что если она действительно будет искать выгоду?
— Ясно. Я сыграю роль твоей невесты только из уважения к Марии Остаповне. Это всё, что ты мне хотел сказать, Серебряков? — холод в голосе.
— Нет. Чтобы возле тебя не видел этого лопоухого, — говорю преувеличенно спокойно, вспоминая, как этот мудак целовал её. Ревность накатывает снова. Волной бешенства и неконтролируемой ярости.
— На свои уши посмотри. Не тебе решать, кто рядом со мной будет находиться, — мне, маленькая. Мне. Теперь я не отпущу тебя. Теперь ни
