class="p1">– Ну, все это уже в прошлом. Теперь это уже ничего не меняет, – с некоторой горечью произнес он.
Тут его снасть напряглась, потом немножко дернулась. Мартин вскочил и схватился за удилище.
– Крупненький… – Он смотал леску и потянул удочку вверх, вытаскивая из воды здоровенного окуня, весившего как минимум шесть фунтов.
Ухватив отчаянно извивающуюся рыбину, Мартин вытащил у нее изо рта крючок, после чего продел через рот и жабры большую иглу с длинной веревкой и завязал бечеву узлом. Иглу он воткнул поглубже в берег, а рыбу пустил болтаться в проточной воде.
– Чтоб посвежей была, – пояснил Мартин.
Об отце он больше не заговаривал, а спрашивать я не решалась. Мне нужно было найти безопасную точку равновесия, при которой я могла бы снискать его доверие и притом не слишком засыпать вопросами.
В рыбалке мне повезло крайне мало, но хоть пару небольших окуньков я все же выловила. Затем перед нами встала кровавая задача: требовалось пойманных рыб вымыть, вспороть им брюхо и выпотрошить внутренности. Я с восхищением любовалась, как мастерски все это проделывает Мартин, с какой точностью и сноровкой работает он ножом. Руки у него были крупные, мужественные, с забившейся грязью под ногтями. Я, как зачарованная, наблюдала за ними.
Как так получилось, что женщины никогда не занимаются такими потрясающими вещами, как рыбалка? Мне, по крайней мере, этого делать не доводилось. Я всегда была слишком занята своей работой.
Я вгляделась в профиль Мартина. Что бы, интересно, он сказал, узнай он, кто я на самом деле? Попытался бы заигрывать со мной – или начал бы вести себя холодно и отстраненно? Наверняка он уж не стал бы пользоваться теми вольными словечками, что так легко слетали с его губ, пока он считал меня мужчиной.
И впервые за все это время я пожалела о своей состриженной копне длинных волос. Кристобаль питал к ним исключительную слабость, и я не могла не сожалеть, что Мартин не может, как он, видеть во мне женщину.
«Стоп! Что это со мной? У меня, считай, только что умер муж – а я тут гадаю, что подумал бы обо мне другой мужчина?»
Внезапно Мартин резко повернулся ко мне и спросил, не откажусь ли я отправиться к нему домой отведать пойманную рыбу. Я неуверенно сказала «да» – и тут же от имени Кристобаля от души ущипнула себя за бедро.
* * *
Дом Мартина стоял недалеко от реки, у самой границы отцовской асьенды. Это было двухэтажное строение с золотисто-коричневой крышей. Зайдя внутрь, я не могла не заглядеться на потолок, почти лишившись дара речи. Сооруженный в форме буквы «А», он чередовал в себе широкие доски и стеклянные панели, пропуская в дом невероятно много света. Сквозь эти световые фонари видно было кроны окружающих деревьев. Это казалось так прекрасно! Мне сразу вспомнились домики из детских сказок, что я читала в детстве. Ступени были отчасти деревянными, отчасти из серого камня, причем обросшего местами мхом, точно в старинном замке. Этот дом играл формами и стилями, лишая ощущения реальности и пространства, заставляя сомневаться, внутри ты находишься или снаружи.
Пока Мартин нарезал окуней на куски, обваливал их в муке и отправлял в разогретое масло, я стояла, прислонясь к кухонной стойке. Мы были с ним сейчас словно два холостяка, которые знакомы всю свою жизнь и которым исключительно комфортно в обществе друг друга. Мартин угостил меня пивом, называвшимся Pilsener, и, пока жарилась рыба, принялся развлекать меня рассказами о женщинах, бывавших у него на этой самой кухне. В жизни я еще не слышала столь невоздержанных речей!
– Как же так получилось, что в этом доме нет миссис Сабатер? – спросила я, то дуя на кусок рыбы, чтобы его остудить, то осторожно откусывая от края, не в силах сдерживать голод.
– А потому что я не дурак и не сумасшедший, – хохотнул он.
Я не понимала, что здесь такого смешного и почему вступление в брак может так кого-то характеризовать, – хотя не раз слышала, как мои покупатели отпускали друг другу подобные шутки.
– А настоящая причина? – спросила я.
Улыбка сошла с его лица. Он переложил со сковородки последнюю партию рыбы на тарелку и поставил остывать.
– Видишь ли, мне не нравится то, как многие женщины ведут себя со своими мужьями, – заговорил он. – Я видел, как со многими моими друзьями – умнейшими, толковыми и талантливыми людьми – обращаются как с малыми детьми или как с идиотами, которые сами не соображают, что и как им делать. Взгляни хоть на Анхелику с Лораном. Он и шагу не может ступить без ее дозволения. У него нет никакого права голоса даже в повседневной жизни – не говоря уж о каких-то деловых решениях, что особенно неправильно сейчас, когда с нами нет дона Арманда. Я помню, что и моя мать так же обращалась с моим отцом. – Он решительно помотал головой. – Я бы ни за что не потерпел, чтобы меня лишили возможности приходить и уходить, когда мне вздумается, и вообще всякой уверенности в самом себе.
Я сразу подумала о том, как сама я относилась к Кристобалю. Я действительно во многом направляла ход нашей совместной жизни. Но я вовсе не считала своего мужа глупым или несостоятельным. Я просто всегда считала, что его не волнуют сиюминутные мелочи нашего существования: как, например, лучше украсить квартиру или кого из друзей позвать на ужин, – и в итоге все подобные решения принимала я. Но был ли сам Кристобаль доволен таким порядком дел?
Мне вдруг припомнились его слова во время нашей последней ссоры: «Я и так уже исполняю твою затею. Разве не так?»
– Тебя послушать, так женщины – прямо какие-то монстры!
– О нет, конечно, нет. Я люблю женщин. Просто не желаю, чтобы они управляли моей жизнью.
– Но ты же должен понимать, что большинство женщин и понятия не имеют о тех свободах, которыми так наслаждаешься ты. Они обязаны объяснять все свои действия – сперва родителям, потом мужьям, – и постоянно сдерживать себя в обществе, которое так или иначе будет о них судить.
– Ну, есть же и для всех какие-то правила поведения в обществе, и общие для всех законы. Просто тот факт, что я мужчина, вовсе не означает, что я способен кого-нибудь убить. Хотя, быть может, ты и прав насчет того, что вне дома женщинам приходится куда больше ограничивать себя, нежели мужчинам.
– Это факт. Или, к примеру, можешь ли ты представить такую женщину, что платила бы мужчине за
