тебя книги повсюду валяются? Только недавно открылись, еще не все разобрал?
— Нет, наоборот, начинаю подготовку к закрытию. Хотя «начинать» и «закрываться» как-то не очень по смыслу друг с другом сочетаются.
— Жаль. А я вот постоянным клиентом хотела стать.
Поначалу Дора говорила мало, но зато у нее было много всяких разных фишек. Например, закончив фразу, она надувала щеки и выдыхала с громким «пуф-ф-ф». Еще она любила постукивать носком кроссовка по полу, всегда три раза — тук-тук-тук.
Как-то раз, улучив момент, она решилась задать тот же вопрос, что и Гон до нее:
— Это правда, что ты никаких чувств не испытываешь?
— Не совсем. Но если смотреть с точки зрения общепринятых стандартов, то да, пожалуй.
— Прикольно. А я думала, таких только в программах показывают, когда деньги на благотворительность надонатить хотят. Ой, извини, я не хотела тебя обидеть.
— Да ладно, неважно.
Дора задержала дыхание, потом коротко вздохнула.
— Помнишь, ты спросил меня, зачем я бегаю? Я тогда разозлилась, вот поэтому и пришла извиниться. Вообще-то ты первый, кто меня об этом спросил. Ну, кроме родителей, конечно. Я тоже хотела о тебе кое-что узнать. Так, чисто из любопытства. Ты сам кем хочешь стать, когда вырастешь?
Я некоторое время молчал, обдумывая ответ. Насколько помню, мне тоже этот вопрос раньше никто не задавал. Поэтому решил ответить как есть:
— Не знаю. Меня раньше об этом никто не спрашивал.
— А что, обязательно спрашивать должны? Сам-то что думаешь?
— Сложно сказать, — замялся я.
Она не стала на меня давить — наоборот, вместо этого нашла между нами что-то общее:
— У меня похожая ситуация. Такое ощущение, что все мечты куда-то испарились. Думала про легкую атлетику, но родители против. Такое вот грустное сходство…
Дора снова начала приседать и растягиваться. Казалось, что от постоянного желания бегать у нее начинается зуд, который не дает ей спокойно стоять на месте. От активных движений ее школьная юбка немного задралась. Я отвел взгляд и снова принялся за работу.
— Ты с книгами так бережно обращаешься. Так их любишь?
— Ага. Скоро расставаться, хоть попрощаюсь с ними напоследок.
Дора снова раздула щеки и сделала «пуф-ф-ф».
— Я-то сама их не очень. Не люблю всякую писанину. Мне движение больше нравится, а буквы — неподвижные, как гвоздями к месту приколочены, скуку навевает.
Тук-тук-тук. Она быстро провела пальцем по книжным корешкам — будто капли дождя застучали по крыше.
— Хотя старые книги еще ничего. У них хотя бы запах свой есть: реально прожитой жизни, насыщенный, как у опавших листьев. — Она легко улыбнулась своим словам. И добавила: — Ладно, я пошла.
Потом исчезла так быстро, что я ничего не успел ответить.
55
Ясным днем я возвращаюсь из школы. Воздух холодный, длинные лучи солнца дотягиваются до земли откуда-то очень издалека. Хотя, возможно, я путаю и солнце как раз палило нещадно, а на улице стояла невыносимая духота. Неважно, помню только, что иду вдоль серой школьной ограды и сворачиваю за угол. Неожиданный порыв ветра. Сильный — ветви трясутся, листва шумит.
Опять же, если только мне не почудилось, звук шел не такой, как от раскачивающихся на ветру деревьев. Это был шум волн. Секунда — и листья всех расцветок разметало по земле. Конец лета, в небе светит солнце, но я вижу вокруг лишь листопад. Деревья словно протягивают к небу ладони-листья, которые желто-оранжевым ливнем обрушиваются на мои плечи и голову.
Там, впереди, стоит Дора. От ветра ее волосы длинными толстыми нитями взмывают вверх. Она замедляет шаг. Я же продолжаю идти с той же скоростью, и расстояние между нами начинает сокращаться. Раньше нам доводилось перебрасываться парой-другой слов, но так близко от нее я никогда не оказывался — сейчас можно было разглядеть веснушки на ее белом лице. От ветра она зажмуривается, и я замечаю, что у нее двойные веки[42]. Заметив меня, она чуть приоткрывает их от удивления.
Волосы Доры перелетают на другую сторону — ветер неожиданно сменил направление и донес ее аромат до моих ноздрей. Я впервые чувствую, как она пахнет: одновременно и осенними листьями, и распускающимися по весне бутонами. В ней каким-то непостижимым образом сочетаются абсолютно противоположные вещи.
Я подхожу к ней еще ближе: теперь мы стоим практически нос к носу. Ее разлетевшиеся волосы хлестанули меня по лицу.
— Ай! — Меня словно обжигает, и на душу обрушивается тяжеленный камень. И от его тяжести мне больно.
— Ой, прости.
— Ничего. — Мой голос скрежещет, как железо, наполовину застревая в горле.
Ветер дует мне в спину, подталкивая к ней. Сопротивляясь этому импульсу, я шагаю еще быстрее, чем раньше.
В ту ночь я не мог уснуть. В голове мелькали образы, похожие на навязчивые галлюцинации, повторяясь как в режиме повтора: деревья гнутся, разлетается яркая листва. И Дора, открытая всем ветрам.
Я резко встал, зачем-то стал бродить вдаль стеллажей, снял с полки толковый словарь, принялся его листать, сам не понимая, что хочу найти. Меня бросило в жар. Пульс бился в висках, за ушами, по всему телу, доходя до кончиков пальцев. Ощущение было не очень приятное: будто под кожу забрались какие-то насекомые и теперь ползают по мне вверх-вниз. Голова болела, перед глазами все плыло. Но тот момент снова и снова всплывал в памяти: момент, когда ее волосы задели мое лицо. Я чувствовал их прикосновение, их запах, тепло между нашими лицами. Заснуть получилось только на рассвете, когда небо из черного уже стало голубым.
56
Утром жар спал, но его сменили другие, ранее неведомые мне симптомы. Придя в школу, я тут же распознал в толпе затылок Доры, он словно был подсвечен, выделяясь среди других. Я отвел взгляд. Целый день в груди жгло, будто туда засадили иглу.
Солнце уже садилось, когда ко мне в лавку заглянул Гон. Я был с ним не особо разговорчив. Да и слушал, честно говоря, тоже вполуха.
— Что с тобой такое? На тебе лица нет!
— Болею.
— А что болит?
— Не знаю. Все.
Гон предложил сходить поесть, но я отказался. Недовольно причмокнув губами, он ушел. Я чувствовал себя совершенно разбитым, меня шатало из стороны в сторону. Я не понимал, что со мной происходит. Едва выйдя из лавки, я столкнулся с доктором Симом.
— Ты ужинал? — спросил он.
Я покачал головой. Уже почти наступила ночь.
Мы снова заказали лапшу, на этот раз — из гречневой муки. Доктор сказал, что молодым нужно больше калорий, и вдобавок
