Так рассуждала Алиса, когда они, наконец добрались до явочной квартиры.
Кацэ выглядел жалко. Он открыл двери тихо, спокойно, понурив голову и отведя взгляд в сторону. Его левый глаз украшал монументальный бланш. Я сразу всё поняла. Скотина! Идиот! Моя рука инстинктивно решила восстановить пропорции на его лице. Но Калачов успел перехватить мой кулак. Он затолкал нас на кухню, освещаемую восходящим солнцем, и насильно усадил на табуреты. Сел сам и обратился к этому уроду:
– Рассказывай!
Кацэ всё также боялся смотреть нам в глаза. Опустив голову и уперев руки в колени, он вздохнул и выдавил:
– Прости, командор, я маху дал.
Я снова не выдержала:
– Лучше бы ты сдох! Маху он дал.
Но Калачов вновь остановил меня:
– Остынь, Алиса.
Командор был бледен, как лист ватмана. Вот уж никогда не думала увидеть его таким. И тут до меня дошло – Лиза! Её нет! Калачов ничего не говорил, но было ясно, что он всё понимает. Лиза не смогла! Не смогла добраться до убежища. Иначе бы она встречала нас в дверях. Пытаясь справиться с эмоциями, генерал отвернулся и замер… Ещё этот урод с фингалом под глазом. Я вновь на него наехала:
– Где Шелехов?!
Командор активно потёр лицо и встрепенулся, стараясь отогнать негатив на второй план. Предложил спокойным голосом:
– Давай, Кирилл, рассказывай.
Кацэ мотнул головой:
– Нечего рассказывать. Мы шли. Всё было тихо и спокойно. И вдруг Шелихов встал. Там адрес на доме был указан. Адрес его бабушки. Говорит, мол, забегу на минутку. Волнуется старушка. Я ни в какую. Нельзя. А он, мол, тихо же, никого кругом. Ночь. Только на минутку. Туда и обратно. Так он умолял, что я подумал: все спят, за минуту сюда никто не успеет прискакать. Ещё так внимательно огляделся вокруг. Ни одной подозрительной машины. Ладно, говорю, но только на минутку. Не прошло и минутки, как его из подъезда выводят двое типчиков. И тут же фары загорелись у припаркованной тачки. Я бросился спасать… Всё на этом. Хотя одного я треснул по башке капитально. Вот этим зонтиком треснул, – он указал на зонт Ярослава, висевший на спинке стула.
Ну, что за кретин? Из меня вновь полезло:
– Лучше бы тебя убили! – я скрипнула зубами от злости и передразнила, искривив голос до интонации дауна: – Он увидел адрес… ни одной подозрительной машины… его выводят… я бросился спасать, – мне и на самом деле очень хотелось его убить. – Ты в ФСБ работаешь или вахтёром в женском общежитии? Для кого придуманы все эти нормы конспирации: не звонить, не инетить, не входить в контакт с родственниками?
Он молчал, не смея что-то возразить. Уткнулся взглядом в пол и молчал. Жалкий, побитый, противный.
Генерал слегка выставил перед собой ладонь:
– Ладно, криком уже ничего не поправишь. Надо думать, что делать дальше.
Делать? Что теперь делать? Нас осталось трое. Вернее двое и этот… б… т… с… – не знаю даже как его теперь называть.
Командор встал, поправил лангетку на раненой руке, затем нервно дёрнул плечами и принялся её снимать.
– Геннадий Васильевич, не рано? – поинтересовалась я.
– Надоела. Только мешает.
Избавившись от бинтов, он размял пальцы и поводил из стороны в сторону рукой:
– Нормально, – опустив руку вниз и слегка ей подрыгав, генерал обратился к нам: – Забудьте всё плохое и идите спать. Это не предложение. Это приказ. Выспавшийся фээсбэшник приравнивается к пяти цэрэушникам. Мы потеряли ключевую фигуру, но партия ещё не проиграна.
Глава восемьдесят четвёртая
26 апреля
Сочи, кабинет начальника ФСБ
Гена может быть опасен…
Глеб Олегович разговаривал по спецсвязи:
– Достали машину?
– Да… Нет, пока не достали.
– И что? Докладывай нормально! Володя, что ты сопли жуёшь? Послал же бог подчинённого.
– Машину не подняли. Нет крана. Сюда надо притащить какой-нибудь плавучий кран.
– Зачем? Ты хочешь сдать её в металлолом?
– Но вы же сами спросили: достал я машину или нет.
– Это я образно, Володя. Образно. Аквалангисты спускались?
– Да, спускались. Нашли пока только тело Юшкевич.
– Остальные где?
– Не знаю.
– А кто знает? Володя, ты теперь мой зам. И погоны у тебя стали генеральскими. Я на тебя надеялся. Когда обнаружили Юшкевич? Во сколько?
– В четыре ночи.
– Почему меня не разбудил?
– Думал, вы спите.
– Сейчас уже час дня. Где ты был?
– Спал. Умаялся за ночь.
– С такими кадрами я долго здесь не просижу. И что ты намерен делать?
– Выполнять ваше указание.
– Тьфу! Поговорили. Дуй немедленно по старому адресу и проверь каждую квартиру. Знаю я эти штучки. Они где-то там отсиживаются. Если не будут открывать – ломайте дверь. Но чтобы проверили каждую квартиру! Слышишь меня?
– Так точно.
Закончив разговор с Нутрецовым, Гаков проворчал про себя: «Бесполезный, но преданный. Думает, что за преданность его будут всё время наградами и деньгами осыпать. Хрен тебе! Хотя и от его преданности мало толку. Сегодня он предан мне, вчера Проскурину, а завтра Калачову будет задницу лизать. Преданный подхалим – наиболее опасный из ручных животных. Кусает больно и в самый неподходящий для тебя момент. Ладно, пусть пока работает. Пусть ищет Калачова. Зачем? Не люблю, когда где-то за спиной прячется сильный соперник. А Гена может быть опасен. Может, даже очень может».
Гаков нажал кнопку и скомандовал:
– Заводите.
Дверь открылась, и на пороге в окружении двух агентов появился истинный изобретатель «Прометея».
Глава восемьдесят пятая
26 апреля
Сочи. Убежище №3
Мы пойдём на Дно…
Калачов проснулся от яркого и зазывного запаха свежесваренного кофе. На кухне слышался разговор. Вернее, говорил только Целовальников:
– Вся современная американская культура, по моему гениальному определению, вмещается в краткую аннотацию одного голливудского фильма. Ты его, возможно, видела. Кратко изложу сюжет. 1942 год. Янки разрабатывают план революции в Германии. Выделяю слово «революция». Для этого они внедряют в руководство Третьего рейха шпионскую группу: весёлого негра-гомосекуса, одетого в спортивный костюм другой эпохи, грустную китаянку-лесбиянку в железно-кожаных доспехах, с неизменным самурайским мечом за спиной и срочно завербованного мудрого ребе в традиционной кипе с кейсами…
Парочка сидела на кухне и пила кофе. «Помирились. Что ж, молодцы, – ухмыльнулся командор, – Не зря я всё же кофе раздобыл – вся команда в тонусе. Уже можно отдавать приказы». Он поздоровался и сел на свободный стул. Алиса тут же подсуетилась, наполнив чашечку душистым напитком. Калачов сделал глоток и пополнил ряды слушателей. Кацэ продолжал трепаться:
