его голову, и он снова начал говорить.
– Знаю, что нам делать. Я ведь рассказывал, что в молодости участвовал в крестовом походе?
– Миллион раз – ответил бондарь.
Жак, помня свое обязательство, только хмыкнул в ответ. Он прекрасно знал, что последний крестовый поход был больше двух веков назад, за много лет до рождения воеводы.
– Так вот, в этом походе я завел дружбу с одним сарацином. Зовут его Махмуд Паша.
– Он же язычник. Как ты мог завести с ним дружбу?
– Так получилось. Мы схлестнулись с ним в поединке. Сражались не на жизнь, а на смерть три дня и три ночи. Потом устали, и решили продолжить бой после короткого отдыха. Пришли в ближайший кабак, взяли по кружке славного пива, и разговорились. Он оказался неплохим парнем.
– Но ведь сейчас он так далеко от нас… Где мы будем его искать?
– А что его искать. Он живет, в соседней деревне.
– Что он там делает?
– Как это что? Занимается захватом Европы.
– В соседней деревне сарацины? Почему ты ничего не рассказывал герцогу?
– Воевода снова призадумался. Он явно не знал, что ответить другу.
– Так вот, как раз шел рассказывать. А тут такая история… И вообще, сейчас нас должно волновать не это. Надо вызволять герцога. Итак, мы отправляем в будущее армию Махмуда Паши.
– Но как мы отправим его огромную армию? Ведь у нас совсем не осталось сохранительных ящиков? – встрял с вопросом Жак.
В ответ воевода хитро улыбнулся.
– Эй, приятель – закричал он, подзывая трактирщика.
– Чего тебе? – отозвался тот.
– Не разрешишь ли ты нам спуститься в твои погреба?
– Не разрешу. Если всякий будет туда спускаться, у меня там ничего не останется.
Но воевода его не слушал. Он уже встал из-за стола, и направился к входу в погреб. Оруженосец и бондарь проследовали за ним. Следом направился трактирщик, который знал, что спорить с воеводой бесполезно.
Погреб оказался больше, чем можно было себе представить. Должно быть, он был даже больше, чем весь трактир, и проходил под улицей, а, может быть, и под соседними домами.
И все это огромное пространство занимали сохранительные ящики.
– Ух ты! – не сдержался оруженосец – откуда у тебя столько?
– Мерлин как-то проспорил мне тысячу бочонков пива. А ты ведь знаешь, он человек слова. Доставил пиво из будущего, а чтобы оно не пропало, подарил мне эти ящики.
– Я точно помню, что в двадцать первом веке, куда мы путешествуем, еще не было таких ящиков. Где Мерлин смог их достать?
– Мерлин – известный хомячок – любит делать запасы. Уверен, у него по всей Европе многие сотни тайников, в которых хранятся и ящики и еще много всякой ерунды. Кстати, пиво, которое отдал мне Мерлин, почти закончилось, так что большинство этих ящиков пустует. Можете брать.
– Ну вот, вполне хватит для перемещения войска – говорил воевода, пока они возвращались за свой столик в трактире, – Я вызову его, и он сразу приедет со своей несметной армией, мы захватим тюрьму и вытащим герцога. Потом, конечно, придется на три дня отдать город на разграбление. От этого никуда не денешься. Закон войны.
– Но ведь это наш город, только в будущем.
– Ничего не поделаешь. Нельзя пожарить яичницу, не разбив яиц.
– Должен быть способ попроще – сказал Жак.
– Так, я не забыл, что собирался тебя выгнать, как только ты раскроешь свой рот. И не делаю я этого только потому, что не пока не перечишь мне. Но как только ты начнешь меня раздражать, пойдешь допивать свое пиво на улицу.
– Я просто думаю, что герцог оторвет нам головы, если план не сработает, или сработает не так, как надо. Поэтому, быть может стоит почитать его письмо повнимательнее?
Воевода хотел было рассвирепеть, но потом, почесав шею, будто ее уже коснулся топор палача, все же взял записку, расправил ее, и снова начал вертеть в руках.
– Что ты выпендриваешься! Весь город знает, что ты не умеешь читать. Давай-ка сюда эту бумагу – рассмеялся бондарь.
– Это я-то не умею? – хотел было разозлиться воевода, но, все-таки отдал бумагу бондарю.
Бондарь достал очки из кармана. Он тоже долго вертел листок, затем начал читать по слогам:
– А… А… Чепуха какая-то. Короче, похоже, тут написано: Акробат!
– Акробат? – удивился воевода – ему, наверное скучно в тюрьме, и он решил собрать там труппу бродячих актеров!
– Нет – возразил ему бондарь – ему просто нужен очень ловкий человек. Он выкрадет ключ от тюремного замка у охранника, заберется по стене на крышу, залезет внутрь через чердачное окошко, и передаст ключ герцогу. Просто и гениально!
– А может быть – перебил его воевода – охранник тюрьмы очень любит акробатов. Поэтому он предложил герцогу обменять себя на этого циркача.
– А может…
– Ни слова больше! – перебил воеводу оруженосец, которому надоела пустая болтовня его собеседников – тут наверняка написано не акробат, а адвокат.
Он чуть не силой забрал бумагу у бондаря и уставился в записку. Там не слишком четко, но вполне читаемо было написано только одно слово: «Акробат».
Оруженосец помолчал, обдумывая, как объяснить двум господам из пятнадцатого века, что произошла ошибка, затем сказал:
– Я не знаю точно, зачем герцогу понадобился акробат, но могу догадаться, что он вероятно, имел ввиду, не совсем акробата, а просто энергичного человека, который настолько гибок, не в плане тела, а в плане мозга, что способен договориться с тамошними властями, чтобы герцога отпустили. Возможно, за выкуп.
– Теперь все понятно. Так бы сразу и сказал. Я знаю одного. Как раз сидит у нас в городской тюрьме. Страшный пройдоха. И кличка у него подходящая: Переговорщик. Он-то нам и пригодится.
– Думаю, что он не только не пригодится, но и будет лишней проблемой. Нужно нанять хорошего адвоката из будущего. Благо, деньги у нас есть.
– Помнишь, я просил тебя не раскрывать рот, когда совещаются мудрейшие люди? Не обессудь. Вон отсюда. Придешь завтра утром в городскую тюрьму, там и поговоришь.
Оруженосец хотел еще что-то сказать, но понял, что это бесполезно. Он вышел из трактира и отправился в замок. Здесь Жак поднялся в башню Мерлина, вышел на балкон и стал смотреть на звезды. Адвокат, сарацинская конница, герцог, Мерлин. А еще этот Нострадамус. Все это так перемешалось в его голове, что она не могла думать. Сегодня все эти звезды перемигивались между собой своим бледным светом. Казалось, им было абсолютно все равно, что где-то на Земле стоит и смотрит на них маленький человечек, на которого навалилось столько бед. Они не
