упрашивая, чтобы он хоть немного обождал — старик скоро отправится в Йокмок, он как раз собирается в Швецию, чтобы проведать своих дружков.
В день отъезда колдун с горящей головешкой обошел вокруг своего дома, чтобы оберечь хозяйство от беды до своего возвращения.
Вдруг снежные пастбища со стадами оленей, собаками и людьми придвинулись к самой землянке. Колдун тщательно пересчитал оленей и наказал внукам хорошенько следить за стадом, чтобы оно далеко не разбредалось, а не то без его пригляда могут напасть волки или медведи.
Потом старик выпил сонное питье и закружился в пляске. Он кружился, пока не выбился из сил и не упал замертво. На полу осталась лежать одна шуба. Дух колдуна улетел из неё и отправился в Йокмок.
Укрывшись за метелью и туманом, в Йокмоке собрались под горой колдуны и шептались друг с дружкой обо всем, что есть скрытого и тайного на свете, и там совершали посвящение достойных учеников.
Тем временем волшебные мухи жужжащим роем кружили над оставленной шубой и никого не подпускали близко.
Среди ночи Йу внезапно встрепенулся, точно какая-то неведомая сила издалека нашла его — и ну тянуть и мытарить! В воздухе повеяло холодом, и среди воя вьюги послышался не то зов, не то угроза:
Плавай, как гага, как чайка, лети,
Только яйцо тебе не снести,
Ветра не кличь — весла выбьют из рук,
Гостя лопарь не отпустит на юг.
Когда заклятие отзвучало, Йу увидел склонившегося над собой старого лопаря. Он видел совсем близко дряблое лицо с обвисшими щеками, изрезанное морщинами, как старая оленья кожа; Йу заглянул в дымную муть его зрачков, и голова у него закружилась.
Тут Йу ощутил пронизывающий холод в своем цепенеющем теле и понял, что лопарь хочет его заколдовать.
Тогда парень сам твердо уставился в глаза старику, чтобы превозмочь его чары, и они долго мерились силами; наконец старикашка так позеленел в лице, что, казалось, еще немного — и дух вон.
Но остальные колдуны, собравшиеся в Йокмоке, еще долго продолжали пускать в Йу стрелы своих чар, метя в его рассудок.
С тех пор Йу начал замечать за собой странную вещь: всякий раз, когда он начинал думать о новой лодке и мысленно исправлять, что ему не нравилось, так сразу вместо одной неполадки появлялась другая, все получалось не так, и голова начинала разламываться от боли.
Тут Йу затосковал не на шутку. Сколько он ни бился над лодкой, все было без толку. Он совсем приуныл и решил, что ему никогда не вырваться из северного плена и не вернуться домой.
Но вот как-то раз сидели они с Саймкой вдвоем на остром мысу, выдававшемся в море. Стояла тишина. Только комары жужжали в теплом воздухе да нет-нет в воде плескала рыба, а на волнах перед глазами покачивалась птица гага.
— Вот кабы построить лодку такую же легкую и верткую, как рыбка, чтобы она плыла по волнам, как морская птица, — тоскливо вздохнул парень. — Тогда бы я сел в неё и уехал!
— Хочешь, я перевезу тебя в Хьётте? — раздался вдруг чей-то голос на краю песчаного берега. Там стоял незнакомец в вязаной шапке с ушами, лица его нельзя было разглядеть.
А возле прибрежных камней, где только что плавала птица гага, покачивалась длинная и узкая лодка с высоким носом и приподнятой кормой, светлые блики прозрачной воды играли на её просмоленных боках, сделанных из гладких досок без единого сучка.
— Спасибо, коли не шутишь, — ответил Йу.
Услышав его ответ, Саймка громко зарыдала и стала ломать руки.
Повиснув у него на шее, она голосила, и слова как горох сыпались из её уст. Она сулила подарить ему свои самоходные лыжи, для которых не страшны никакие препятствия, говорила, что украдет у старика волшебную палочку — у кого она есть, тот найдет все золотые монеты, зарытые под землей, говорила, что научит его вязать рыболовные сети с волшебными узелками, чтобы ни один лосось из неё не ушел, научит приманивать оленей с далеких пастбищ.
Она обещала, что сделает его таким богатым, как старый колдун, — только, мол, останься и не покидай меня.
Но Йу ничего не слышал и не видел, кроме лодки.
Тогда Саймка кинулась на колени, распустила свои черные косы и опутала ему ноги, чтобы ему трудней было вырваться.
— Коли я останусь играть с тобой и с олешками, то много парней пропадет ни за грош, ободрав себе ногти о край перевернутой лодки, — ответил Йу девушке. — Давай-ка лучше обнимемся на прощание, а коли не хочешь, я и так уйду.
Тогда она бросилась к нему, прижалась как котеночек, заглядывала ему в глаза сквозь заплаканные ресницы и смеялась и рыдала точно безумная.
Видя, что все её уловки не помогают, она оттолкнула его и, повернувшись лицом к землянке, замахала высоко вскинутыми руками.
Тут Йу понял, что она хочет позвать на помощь старого колдуна, и бегом кинулся от неё к лодке, чтобы тот не помешал своим колдовством.
Лодка так удобно пристала к прибрежному камню, что Йу прямо перешагнул с него на скамью. Кормило само скользнуло ему в руку, а впереди за мачтой незнакомый моряк был уже наготове и сразу поднял парус. Йу видел его, но лица так и не разглядел.
И вот лодка отчалила и поплыла.
Никогда в жизни Йу еще не видывал такой быстроходной лодки. Вокруг носа пенились буруны, хотя море было совсем тихое.
Но едва они немного отошли от берега, как поднялся грозный свист ветра.
Птицы с криками полетели к берегу, за кормой почернело, и стеной вздыбились крутые волны.
Это старый лопарь развязал свой мешок и выпустил вдогонку беглецам злые ветры.
— Лопарское горло иначе как под полными парусами не пройти, — послышался голос из-за мачты.
Хозяину лодки буря, казалось, была нипочем, он даже не подумал брать рифы на парусе.
Колдун на берегу, видно, стал донимать беглецов двойными кручеными узлами. Лодка неслась по фьорду, отплясывая бешеный танец, а из моря вздымались дымящиеся вихри и вытягивались до самых небес.
И несдобровать бы пловцам, но лодка мчалась как на крыльях, быстрее птицы.
Вдруг с наветренного борта раздался зловещий, хохот:
Анфин-колдун — гул, шквал —
К югу нас гнал,
Ветер в мешке выл, дул,
Лодку держал.
И, накренясь по самый край, заливаемая шипящей пеной, в которой выше колена потонули высокие сапоги незнакомого моряка, всем телом откинувшегося через
