Чудь встречается и в более поздних работах и материалах авторов XVIII в. Упоминания и даже небольшие исследования о ней можно найти в работах В. В. Крестинина, П. Б. Иноходцева, П. И. Челищева, в одной рукописи Г. Р. Державина. Этот интерес, правда, не выходил еще (исключая В. В. Крестинина) за рамки простой любознательности, хотя и названные писатели в какой-то мере пытаются осмыслить свой, пока еще отрывочный и немногочисленный, материал. «Можно ли подумать, чтобы Чудь, разродясь, произвели чухон и Чудское озеро.. ?» — вопрошает П. И. Челищев.
Определенное и все более нарастающее внимание к Чуди, продиктованное постановкой специально научных задач, возникает лишь со второй четверти XIX в. с появлением в России финно-угроведения как особой научной дисциплины. В работах основоположников русского финно-угроведения А. И. Шегрена и М. А. Кастрена имеется довольно много упоминаний о Чуди; материалы о ней используются попутно для подкрепления изве-
стпых концепций, стоящих по преимуществу в стороне от нашей проблемы. Заметим здесь, что Шегрен специально преданиями о Чуди не занимался.
Однако М. А. Кастрен, путешествуя по русскому Северу, обратил внимание на предания о Чуди, которые он поставил в связь с сообщениями скандинавских саг о таинственной Биармии, «богатом» и «сильном» государстве, существовавшем якобы в прошлом на территории Подвинья. Все это вместе взятое Кастрен верно сопоставлял с упоминаемой в русских летописях Заволочской Чудью. М. А. Кастрен одним из первых ввел в науку два важных аргумента, теперь обычно приводимых в пользу признания Заволочской Чуди по языку прибалтийско-финской группировкой: им отмечено наличие финских заимствований в северных (поморских) диалектах русского языка и им же указано на финский характер местной топонимики.
Впрочем, взгляды Кастрена на «чудскую проблему» не отличались устойчивостью. Этим, видимо, объясняется тот выразительный факт, что он, например, с достаточной свободой рисовал себе существенные детали древней этнической карты Севера Руси, иногда отожествляя Чудь с древней Весью, в других случаях говоря о них, как о различных народах, а иной раз даже усматривал в Заволочской Чуди древнюю Корелу.
Одним из первых серьезную попытку исследовать вопрос о Чуди предприняв известный русский этнограф П. С. Ефименко, проделавший большую работу по собиранию народных преданий. Для этой цели П. С. Ефименко поместил даже специальные «Вопросы о Чуди» — этнографическую анкету — в № 18 «Архангельских Губернских Ведомостей» за 1867 г. Спустя два года отдельной книжкой были изданы две его статьи, в которых суммирован собранный полевой и литературный материал. Не будет преувеличением сказать, что по богатству собранного материала небольшая работа П. С. Ефименко не имеет себе равных. Однако, увлеченный модной в то время «угорской теорией» Д. Европеуса (о якобы большом слое угорских названий в топонимике Севера России), автор некритически перенес ее в свою работу и пришел к ложному выводу о будто бы угорской природе большей части названий, фигурирующих в преданиях о Чуди. Ограничивая свою собирательскую деятельность пределами одной лишь Архангельской губернии, П. С. Ефименко резко противопоставлял зафиксированные здесь предания тем, которые бытовали в Обонежье, считая, что они отражают сведения о разных народах.
Почти одновременно публикуется другая работа (с нею был знаком и П. С. Ефименко), автор которой тщательно собрал и изложил предания о Чуди в пределах Олонецкой губернии — «Чудские памятники и предания о ,,панах»». Статья не подписана, и имя автора до сих пор не выяснено. Удачно сопоставляя народные предания с данными житийной литературы, анонимный автор решительно высказался в, пользу того мнения, что Чудь, упоминаемая в них, это предки живого, существующего народа чухарей (Чуди, вепсов). В ту же пору в «Олонецких Губернских Ведомостях» периодически начинают печататься отдельные сообщения с пересказами преданий о Чуди.
Е. В. Барсов, оперировавший примерно теми же данными, что и анонимный автор, хотя и стремился их дополнить ссылками на археологические материалы, относительно этнической природы Чуди пришел к аналогичным выводам. К этому же выводу примкнул и H. Н. Харузин, проводивший нолевые исследования в Пудожском крае и записавший там несколько интересных преданий о Чуди.
В собирании и более или менее удачном интерпретировании таких преданий приняли участие С. Максимов, К. К. Случевский, А. В. Елисеев и др., чьи работы ценны, пожалуй, лйшь с фактической стороны. С этой же точки зрения любопытен документ, хранящийся в архиве Московского общества испытателей природы. Здесь, в фонде бывшего Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете, имеется небольшая недатированная (вероятно, относящаяся к 80—90 годам XIX в.) и безымянная рукопись, содержащая обзор преданий о Чуди в пределах Архангельской губернии.
В начале нашего столетия собиранием преданий о Чуди заинтересовался М. Едемский, напечатавший по этому вопросу небольшую заметку. Опубликованная спустя несколько лет статья И. Калинина важна тем, что в ней описаны факты полевых наблюдений автора. Попытку же его решить проблему «этноса» Чуди преданий, предпринятую к тому же на слишком узком материале, нельзя признать удачной. И. Калинин решительно возражал против признания Чуди преданий по происхождению одним народом. Под именем Чуди, он полагал, скрывается несколько «племен», в частности в Онежском уезде Архангельской губернии — карелы, впоследствии якобы продвинувшиеся далее на запад, где и продолжают жить теперь.
В 1927 г. появилась остро и темпераментно написанная статья А. В. Шмидта «О Чуди и ее гибели», в которой автор выступил с резкой полемикой против признания исторической достоверности преданий. Правда, А. В. Шмидт, как может показаться на первый взгляд, говорит лишь о том, что «народа с именем Чудь никогда не существовало на Урале», и это, невидимому, совершенно справедливо, но смысл его аргументации таков, что в сущности вообще ведет к отказу от поисков в преданиях о Чуди всяких элементов, отразивших действительные факты истории, к какому бы району они ни относились. Еще более негативную позицию занял В. Подоров, отрицавший достоверность не только преданий, но и вообще всяких сообщений о Чуди.
Долгое время но вопросу о Чуди не появлялось сколько-нибудь замечательных публикаций. Лишь в, 1947 г. Д. В. Бубрих в очень сжатом виде печатно изложил свою концепцию по этому предмету. Владея лингвистическим материалом, привлекая данные письменных источников, Д. В. Бубрих сумел по-новому подойти к проблеме, приведя новые доказательства в пользу отожествления средневековой Чуди с древцей Весью, найдя в этой Чуди посредствующее звено между древней Весью и современными вепсамп. Правда, Д. В. Бубрих в своих работах не использовал народных преданий, ограничившись лишь указанием на их существование. Тем не менее его меткие и глубокие замечания, как увидим, хорошо согласуются с данными, получаемыми в результате исследования этих преданий. Заметим здесь же,
