заставил ее пройти через это. Я знал, что она не любит публичных заявлений. И все же я сделал это по своим эгоистичным причинам.
— Прости, — пробормотал я. Мне действительно было жаль. Не настолько, чтобы поступить по-другому, если бы мог — я слишком привык ставить себя выше других, — но, видя ее такой несчастной, я почувствовал себя так же, как в тот раз, когда получил сильное пищевое отравление в Испании.
Сжав губы в отвращении, Даффи приподнялась на носочках. Все произошло в замедленном темпе. Она неловко положила руку мне на грудь, которая инстинктивно выгнулась под ее прикосновением. От этого она отшатнулась назад, и я обхватил ее за талию, чтобы она не упала. Она наклонила голову вверх. Ее глаза были полны страдания и трепета.
А еще она была самой прекрасной из всех, что я видел за всю свою жизнь, включая все пейзажи на планете Земля. Ни горы, ни холмы, ни озера, ни океаны даже близко не подходили к ней.
— Ты не обязана, — шипел я. — Помнишь, о чем мы говорили? Не давай людям власти над собой.
— Я… Я… Я…
— Хочешь убить меня? — предложил я, когда все население вагона продолжало скандировать, чтобы мы поцеловались. Голоса каким-то образом заглушали нас в приватной капсуле, которую мы оба, казалось, разделяли.
Даффи провела языком по губам, словно они онемели.
— У меня страх публики.
— Повезло, что у нас есть зрители.
— Поцелуй! Поцелуй! Поцелуй!
— Нет, ты не понимаешь, я… — Она тяжело вздохнула. — Когда я была маленькой, я не пользовалась популярностью в школе. Я училась в государственной школе для одаренных на полную стипендию, а Киран ходил в "обычную" школу. Я была там единственным бедным ребенком. И я была… ну, очень бедной. На перемене другие ученики собирались вокруг меня и выкрикивали все, что обо мне думали. О моей форме, моей семье, моей… моей коробке для ланча. Какая она пустая. Я не люблю внимание.
Так вот откуда взялась ее одержимость деньгами. Ее высмеивали за это.
— Эти люди — не твои придурки-хулиганы, — тихо сказал я.
Она моргнула, медленно переваривая сказанное.
— А еще я ужасно целуюсь.
— Ты не можешь этого знать. — Если только Петух не сказал ей об этом, а в этом случае я собирался лично отправиться в Непал и спихнуть его с Эвереста.
— Нет, правда, я просто ужасна.
— Поцелуй! Поцелуй! Поцелуй!
— Правда? Хорошо. — Я вздохнул. — Значит, свадьба отменяется.
— Правда? — Она вздрогнула, внезапно став уязвимой.
— Нет.
— Я не могу…
Она действительно не могла. Я видел у тети Бесси менее замороженные блюда, чем у этой женщины. Поэтому я взял себя в руки, опустил голову и без лишних слов поцеловал ее до смерти.
. Ладно, я ничего такого не сделал.
Но я наклонился, чтобы поцеловать ее сухим, уважительным поцелуем. Он был коротким. Не больше, чем кисть. Я получал больше удовольствия от офицеров TSA, которые прощупывали меня в аэропорту, и все равно, каким-то образом, мой член счел нужным благодарно кивнуть.
Кабинка взорвалась свистом и аплодисментами. Вспышки фотоаппаратов ослепили нас. Люди явно были довольны нашим неумелым проявлением любви.
Даффи опустилась на сиденье. Ее рука дрожала, когда она вытирала губы.
— Не могу поверить, что рассказала тебе о своих школьных годах. Как ужасно… — Она осеклась, когда поняла, что пенис ее будущего мужа полутвердый и смотрит прямо на нее. На уровне ее глаз.
Ее глаза поднялись к моему лицу. Шок сменился гневом.
— Ну и наглость у вас, сэр, — прошептала она.
— У тебя есть губы, — сказал я в качестве объяснения. Если Бог существует, то я собирался встретить и вторую пару в ее теле.
— Убери эту штуку. Она выглядит так, будто собирается вонзить мне нож в глаз, — пожаловалась она, и мне удалось не рассмеяться. Едва-едва.
— Никто не просил тебя садиться.
— Никто не просил тебя сексуально домогаться меня.
— Что, прости? Если кто и должен плакать под душем, обняв колени, так это я. Ты мысленно лизала мою грудь всего несколько часов назад, — напомнил я ей. — Когда мы были в твоей квартире.
— Я не лизала, — шипела она, ее щеки пылали.
— И я тоже.
— Опять не могу поверить, что тебе уже за сорок.
— Ты думаешь, что, достигнув определенного возраста, ты начинаешь говорить как Морган Фримен? — Я нахмурился, мне надоела эта фраза. — Тридцатисемилетние все еще говорят "блядь", шутят про член, играют в Xbox, предпочитают читос и газировку брокколи и курице и все еще думают, что "Чужие дела" лучше документальных фильмов про мигрирующих муравьев.
— Но они не говорят «Долг зовет».
— Да, говорят. И более того — ты собираешься связать себя законными узами с человеком, который может вытатуировать эту фразу у себя на заднице.
— Ты не посмеешь. — У нее отвисла челюсть, и я понял, что она действительно считает меня способным на это.
Я победно улыбнулся.
— А я бы не посмел? Позволь напомнить тебе, что я женюсь на совершенно незнакомом человеке из-за ссоры с моим боссом.
— Ребята, вы в порядке? Готова поцеловать тебя, если твоя невеста не хочет, — вмешалась в наш спор Леди. — Ты выглядишь… напряженным.
— Великолепно. — Даффи предложила фальшивую, ледяную улыбку.
Блестяще, черт возьми.
Она не могла дождаться возвращения домой, чтобы прополоскать рот отбеливателем.
14
РИГГС
Эммет:…
Риггс: Сейчас середина ночи, Эммет. Разве у тебя нет женщин для преследования?
Эммет: Пришли мне фотографию, где вы вместе.
Риггс: Мой член может быть достаточно большим, чтобы быть самостоятельной единицей, но королевское "мы" — это лишнее.
Эммет: Ты и Дезри, умник.
Риггс: С одеждой или без?
Эммет:…
Риггс: Извращенец.
Я проснулся от звука конца света.
Крики, плач, стук и хлопанье дверей. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что Даффи решила побороться с медведем в гостиной. И проигрывала.
Приоткрыв один глаз со своей точки обзора на диване — я как-то привык спать, положив ноги на журнальный столик, — я увидел, что моя невеста плачет над раковиной, разговаривая с кем-то по FaceTimе на своем телефоне.
— Конечно, это конец света, Киран!
Черт. Апокалипсис. Я подумал, есть ли у меня время на быстрый звонок. Мне казалось неправильным уезжать без последнего "ура". Особенно после того, как судьба приковала меня к квартире в коробке из-под обуви с сопливой британкой, которая обладала сексуальным влечением, как банка колы. Моя так называемая скандинавская подруга, о которой я рассказал Поппинс в ее последний день на работе, была плодом моего воображения. Созданный для того,
