очнулась.
На улице были уже сумерки, ветви осматуса были как будто нарисованы тушью на последней полоске заката.
Сколько она так сидит?
И где же все-таки Ли Лэ?!
Солнце скрылось, и небо почернело, и земля почернела.
Тогда старый Фэн Цзы вернулся в свой захламленный дворик в Учжуне.
Весь день он прятался у Ми-фужэнь. Генерал Сян хотел расправиться с ним, но Ми-фужэнь загородила вход в свои покои. Она защищала старого прихлебателя и ругала дочку Бай, а потом заплакала. Увидев, как жалкие слезы потекли из выцветших глаз Ми-фужэнь, Сян Юй сдался. Он всегда чувствовал себя виноватым перед этой женщиной. Он велел только, чтобы Фэн Цзы больше не появлялся в усадьбе.
При появлении хозяина по двору начали бегать во всех направлениях тощие серые тени. Некоторые из них были крысы, некоторые были люди. Во владениях Сян-гуна Фэн Цзы был бессовестным прихлебателем, но в собственном убогом доме у него были свои прихлебатели, над которыми он царствовал.
Ничего удивительного в этом не было — даже крысы и пиявки сбиваются в стаи и ищут себе вожака. Сильные склоняются перед сильным, а подлые — перед самым подлым и наглым, ему они и готовы служить.
Старый шаман в подавленном настроении, не отвечая на приветствия, прошел через двор.
В комнате у него была черная темнота, как в его интриганской душе.
Даже луна не светила сквозь ставни.
Фэн Цзы, шмыгая носом, начал искать лампу, но, пошуршав вокруг себя, замер. Ему что-то показалось… Из темноты донесся смешок.
Фэн Цзы, съежившись, как испуганная крыса, начал морщить глаза и вглядываться в тени у окна. Ничего не видно, твою мать! Как в заднице у повелителя демонов Чжун Куэя!
— Почтенный Фэн-уши перенес сегодня много страданий, мм? — сказал добродушный голос, в котором не было ни капли сочувствия. — Тцк, тцк, почтенный Фэн Цзы сам виноват.
Холодный пот выступил по всему тощему телу Фэн Цзы. Он судорожно завозил руками в поисках огня.
— Не надо, не зажигай лампу, — лениво посоветовал голос. — Если ты меня увидишь, какой я сейчас, ты потом долго спать не сможешь.
Он снова усмехнулся.
— Я… я…
Старика пробрала дрожь, и он бессильно опустился на колени. Когда он начал говорить, он сделал непроизвольное движение рукой к собеседнику. Он лишился языка от страха, когда не смог увидеть пальцы на собственной руке*[152], так было темно. Воздух был черный, мрак и холод извергались прямо из глубин ада и сгущались вокруг дрожащего Фзн Цзы.
У окна засветились два суженных глаза — мертвенным белесым светом.
— На что надеялся почтенный Фэн-уши? — поинтересовался невидимый гость. — Ты, наверно, совсем ума лишился, что хотел подарить кому-то любимую наложницу генерала Сяна?.. Или ты забыл, о чем мы с тобой договаривались, старый хер?!
— Я… я… это не я… Это она сама себя нарисовала! Она коварная! — заплакал Фэн Цзы. — Она меня оклеветала!..
— Идиот! — с ненавистью сказал голос. — Хотел забрать себе нефрит, а ее отправить из поместья подальше?
Старый шаман дрожал и плакал, и отрицательно крутил головой, но в темноте его все равно никто не видел.
— Разве я тебе не говорил, что ты получишь нефрит, когда найдешь способ освободить меня? Больше не пытайся меня обмануть, будешь жалеть даже на том свете.
Фэн Цзы, трясущимися губами, еще пытался сказать что-то умоляющее, когда он понял, что в комнате кроме него никого нет. Только долетел от окна неясный запах земли и крови. О свежих могилах и насильственных смертях напомнил он.
Лунный свет проник в комнату, и стало видно, какая жалкая и уродливая фигура скорчилась на полу.
Луна стояла высоко.
Она освещала сады и людские жилища.
Бай Юй в это время сидела возле кровати, положив на нее локти и голову. Волнения прожитого дня так измотали ее, что она нечаянно заснула, не дождавшись своей служанки.
Даже во сне беспокойная морщинка оставалась между бровями Бай Юй, а когда она проснулась, она не сразу открыла глаза, а сначала подумала, что утро должно принести радость и развеять вчерашние тревоги.
Потом она открыла глаза, но Ли Лэ не было.
Страх сжал ей сердце.
Весь день Бай Юй, Юй Ваньсин, У Маогэнь, управитель У и слуги обыскивали усадьбу. Они не нашли Ли Лэ.
Все расспрашивали друг друга, не видел ли кто девочку.
Некоторые искренне переживали за нее, а некоторые шепотом говорили, что, наверно, она сбежала с любовником.
Конечно, Бай Юй попросила бы помощи у Сян Юя, хотя он и был зол на нее. Она бы извинилась, встала на колени, она бы умоляла, лишь бы он помог, но Сян Юя не было в усадьбе, он с рассветом уехал провожать Лиу Бана, который возвращался в Пэнчэн к правителю Хуай-вану.
Ли Лэ исчезла из усадьбы.
Солдаты у ворот не видели, чтобы она выходила. Они и не выпустили бы ее без разрешения хозяев, да она сама никогда бы не ушла без спроса.
Когда все уже отчаялись, кто-то вспомнил про пруд. Служанкам нельзя было заходить в купальню без своей госпожи, поэтому сразу про это место не подумали. Возле пруда на пригорке росла плакучая ива, одевшаяся по весне молодыми листиками. Там лежал на боку глиняный горшок, скатившийся с пригорка. Земля вокруг была пропитана сладким сиропом, кубики бамбуковой мякоти валялись среди травинок, к одному приклеилась стрекоза, уже мертвая, со слипшимися крылышками.
С тех пор Бай Юй не спала.
Ей все время казалось, что если она будет ждать Ли Лэ дома, девочка, наверно, вернется.
На следующий день Сян Чжуан пригласил начальника управы и просил его посодействовать в поисках, но тот только покачал головой. Это было не первое исчезновение девушки в Учжуне.
Солдаты проверили шестами пруд. Он был мелкий, и утонуть в нем было невозможно, но все равно его прочесали и ничего не нашли.
Бай Юй, с полными слез глазами, как неприкаянный призрак, то молча бродила по усадьбе в поисках Ли Лэ, то спешила домой, когда ей вдруг казалось, что Ли Лэ вернулась.
В сумерках она, бессильно волоча ноги, вошла в свой дворик — и вдруг увидела свет, пробивающийся из ее комнаты сквозь щели в ставнях!
Забыв про все, Бай Юй побежала к домику. Наверно, Ли Лэ уже дома! Она зажгла лампу, приготовила чай с булочками и будет ругаться на хозяйку, которая ходит неизвестно где!
Бай Юй отодвинула створку двери и увидела, на столе зажженную лампу. Сердце у нее подскочило от радости. Желтоватый круг света мерцал в тихой комнате, не доставая
