отправился к своим пленникам (гостям?), детишкам вампирского губернатора Тортуги.
Мадемуазель д’Ожерон и её брат нос к носу сидели в большой каюте «Арабеллы».
Бенджамэн, чёрный слуга и повар Блада, поставив на стол вино и фрукты, на ломаном английском уговаривал их поесть. Сестричка на нервном стрессе успела слупить аж четыре банана, прежде чем поняла, что брат ничего не ест, но смотрит на неё как на врага народа.
– Чё? Я, когда нервничаю, всегда жру!
– Даже если мы попали из огня да в полымя?
– Ой, да ладно, ну чего ты как этот…
Парень отвернулся к перегородке. Прикончив с горя ещё пару апельсинов и авокадо, пылкая мадемуазель д’Ожерон, мучимая неизвестностью, но не совестью, бросилась на колени, умоляя брата о прощении за все страдания, которые она причинила ему своим легкомыслием. Согласитесь, что «легкомыслие» – это ещё очень мягкое слово…
Однако теперь её младшего братца тоже перемкнуло:
– А знаешь, пожалуй, я даже хочу, чтобы до тебя наконец дошло, что ты натворила. Сейчас нас перекупил другой пират, и теперь мы принадлежим ему. К тому же он вампир! Все видели его зубы. Надеюсь, тебе понятно, что он может… м-м?
– Я буду слёзно умолять его отпустить тебя, милый Анри! Пусть делает со мной что угодно! Что захочет! Буквально в любом месте, при всех и как ему это будет угодно, лишь бы ты не страдал…
Юноша устало хлопнул себя ладонью по лбу, явно собираясь наконец-то высказаться в нецензурной форме, но от всей души, когда на пороге показался капитан Блад. Красавица мадемуазель д’Ожерон, увидев своего нового хозяина, тут же сжалась и присела от страха.
Сняв шляпу с пером, Питер подошёл к столу.
– Я прошу вас успокоиться, господа, – сказал он на плохом французском языке, улыбнулся и одним движением руки снял протезы с собственных зубов, – как видите, я не вампир. Это лишь необходимая маскировка, очень полезная в ряде случаев.
Сын губернатора Тортуги не сдержал облегчённого выдоха, всё-таки где-то, как-то он ещё несколько переживал за свою недалёкую сестрицу.
– На борту «Арабеллы» с вами будут обращаться со всевозможным уважением, кормить, поить и не заставлять драить палубу. Как только наши корабли выйдут в море, мы сразу направимся на остров Тортуга, чтобы отвезти вас к отцу. И забудьте, пожалуйста, о том, что я вас купил. Право же, это мелочи. Считайте данный за вас выкуп дружеским займом. Вернёте, когда сможете. Хоть на следующей неделе. Под смешной процент. Какие-нибудь два пенса в минуту…
Девушка, не веря своим ушам, раскрыв клювик, смотрела на него, как на святого Патрика, а её брат даже привстал от удивления.
– Вы серьёзно это говорите?
– Вполне! Я корсар, но у меня есть свои понятия о чести и своя честь… или, допустим, хотя бы некоторые остатки от прежней чести.
Он поклонился, чтобы уйти, но мадемуазель д’Ожерон вскрикнула:
– Вы благородный человек, капитан!
– О, вы преувеличиваете мои достоинства, – скромно улыбнулся Блад.
– Нет, нет! – горячо продолжала она, перекрывая ему дорогу пышной грудью. – Я думаю, они огромны! Вы благородны, как настоящий рыцарь! Я очень виновата в том, что произошло. Я должна вам рассказать… Вы имеете право знать…
– Мадлен! Ну сколько можно?! – простонал её брат, силой пытаясь удержать сестру.
Но скажите, кто бы совладал с девушкой, не желающей сдерживать жаркую благодарность, переполнявшую её сердце. Она всем телом упала перед Бладом, схватила его ладонь, потянула вниз и, прежде чем он успел опомниться, раз пять-шесть поцеловала её.
– Что вы делаете? – Питер попытался спасти руку от засосов.
– Пытаюсь искупить свою вину. Мысленно я обесчестила вас. Я думала, что вы такой же мерзавец, как и Левасер, а ваша схватка с ним – это лишь драка двух грязных шакалов за весьма лакомую добычу. На коленях умоляю вас, простите меня-я, дуру-у грешную-ю!
Капитан Блад взглянул на неё, и на мгновение в его глубоких синих глазах сверкнула влага, он медленно, деликатно и с большим трудом освободил свою руку.
– Не нужно благодарностей, дитя моё, – мягко сказал он, искоса подмигивая брату, чтобы тот помог поднять здоровую сестру, – иначе вы и не могли думать. Но я всё-таки пойду, можно?
Блад пытался уверить себя, что, вызволив двух молодых людей из неволи, ему удалось совершить неплохой поступок. Что ж, врать самому себе хоть и приятно, но чревато…
Его сомнительная, яркая слава, так быстро разлетевшаяся в обширных границах Карибского моря, несомненно, уже дошла и до Арабеллы Бишоп. Ясно же, что она относится к нему с полным презрением, считая его таким же подлым и очень грязным мерзавцем, как и все пираты. Обидно…
Питер квасил ром на полубаке прямо из бутылки и смел надеяться, что какое-то, пусть даже очень отдалённое, эхо его сегодняшних деяний также докатится до Арабеллы и хотя бы чуточку смягчит её сердце. Быть может, она даже немножечко улыбнётся в память об их прошлой дружбе. Всё-таки он спас девицу в беде…
Если бы тогда он только знал, КАК ИМЕННО это самое «эхо» до неё докатится и каких бед наворотит…
Глава 16
Засада-а…
…Спасение экзальтированной мадемуазель д’Ожерон и её отважного младшего брата, естественно, вознесло до небес и без того хорошие отношения между капитаном Бладом и губернатором Тортуги. Доктор стал самым желанным гостем в красивом белом доме с зелёными жалюзи, который д’Ожерон построил для себя к востоку от Кайоны среди большого роскошного сада, пальм, бамбука, секвой и прочих тропических деревьев.
Губернатор счёл, что его долг Бладу никак не ограничивается двадцатью тысячами песо, которые тот уплатил за его детей. Прожжённому дельцу не чужды были и благородство, и родительская любовь, и элементарное чувство признательности. Короче, он с чисто вампирской щедростью (один раз живём!) не только компенсировал затраты Питера, но и добавил лично от себя втрое большую сумму!
Под мощным и неприкрытым покровительством губернатора акции капитана «Арабеллы» среди берегового братства резко поднялись к зениту.
Когда пришло время оснащать эскадру для набега на Маракайбо, не так давно предложенного покойным Левасером, у капитана Блада оказалось вполне достаточно и людей, и кораблей. Он легко набрал пятьсот в дым пьяных пиратов, а при желании мог бы навербовать себе и пять тысяч. Всё равно их брали мало что соображающими, в грязных кабаках, подсовывали договор, закрепляя его сальным отпечатком пальца, а в себя корсары приходили уже утром, на палубе корабля, далеко от берега, под суровый окрик боцмана и старших офицеров…
Более того, в этот раз доктор постарался максимально укрепить свои экипажи именно вампирами. Клыкастые корсары с Тортуги, успешно прошедшие «преображение», точно так же восхищались его успехами и выстраивались в очередь, дабы поступить под руку удачливого капитана. Блад без малейших сомнений заключил договор с полусотней самых вменяемых вампиров из рядов берегового братства.
Соглашения с ними, разумеется, были несколько иными,
