года». «В каком году Кант опубликовал „Критику чистого разума “?» — «Первое издание в 1781 году, второе, исправленное, в 1787-м». Мы были бездонными ларцами, полными разных сведений, цирковыми обезьянками, натасканными на потеху твоим друзьям. Эрудированными, прилежными, здоровыми подростками, которых, как ты считал, ждут великие дела, подвиги тела и духа. На самом деле ты сломал нам жизнь. Да, я стал успешным бизнесменом, но я не способен к человеческому общению. У меня нет жены, нет детей, нет друзей. А брат с сестрой — и вовсе сплошное разочарование. Сестра — хроническая алкоголичка, которой повезло подцепить приличного мужчину, терпящего ее запои и измены. А про Хосе Куаутемока и говорить нечего.
Лапчатый упал на спину, не издав ни звука. Младший брат окаменел от ужаса. Хосе Куаутемок навел револьвер на его лицо: «Медленно достань пистолет и брось на землю». Мальчонка-я-играю-в-киллера-но-ссусь-от-страха будто не слышал. Люди начали выглядывать из окон. Хосе Куаутемок понял, что действовать нужно быстро. Наверняка многие из «Самых Других» живут неподалеку и скоро заявятся по его душу с автоматами. «Бросай пушку». Пацаненок отмер, когда темный металлический цилиндр ока зался совсем близко от его глаз. Он поднес трясущуюся руку к поясу, вы пул пистолет, точнее, револьвер, медленно нагнулся и, стараясь не попасть в растекающуюся лужу крови, положил на брусчатку. Брат успел научить его, что оружие при падении может зазубриться, и не хватало еще, чтобы ствол выщербинами пошел. Хосе Куаутемок от такой аккуратности со стороны сопляка-киллера-ссусь-от-страха занервничал и чуть не устроил ему инвазивную лоботомию лобной доли мозга. Но немного успокоился, когда парень все-таки оставил ствол на земле и поднял руки. Он подобрал револьвер, забрал беретту Лапчатого и бросился к пикапу. Взвизгнул шинами. Вовремя смотался, потому что на районе действительно проживало несколько уродов из «Самых Других», которые, заслышав выстрел, вооружились и выбежали посмотреть, что происходит.
Все произошло так молниеносно, что убийцу никто не запомнил. Младший брат вообще ничего не отдуплял после того момента, как вышел к машине. «Переклинило провода», — сказал один из уродов. При убийстве малой будто бы и не присутствовал. Не видел, как в брата пальнули, не видел, как этот шкаф направил дуло ему самому прямо в рожу. Вообще ничегошеньки. Вернулся с луны только полчаса спустя, когда Лапчатого уже прикрыли простыней, а вокруг собралась целая уйма бандитов, дружно клявшихся отомстить и расчленить убийцу.
Хосе Куаутемок пролетел по улицам Акуньи, не замечая светофоров. На всех парах свернул на Санта-Эулалию и пропер до самых гор. Там съехал на грунтовку и через два километра поставил пикап под дубами. Заглушил двигатель. Руки у него дрожали. Убить Лапчатого, как оказалось, совсем не то же самое, что убить отца. Отца он сжег живьем, чтобы в этом пламени спалить свою ярость. А теперь, вот только что, отправил на тот свет пацана зеленого за здорово живешь. Всего тридцать одна секунда прошла между тем, как он выбрался из машины, и тем, как продырявил мальцу башку.
Его все еще трясло, когда он вылез из кабины и рухнул в тени акации. Зубы стучали, кости трещали, глаза слезились. Зачем он его убил? Какой такой вирус заставил его убивать? После отсидки он пообещал себе не творить глупостей. Жить спокойно, без разборок. Но понаделал кучу ошибок, и первой из них стал билет на автобус до Акуньи. «Я еду к моему корешу-нарко, чтоб он мне нашел работу, но с нарко ни в жисть не стану связываться». Ага. Щас. Разбежался. Читал, читал историю, Геродота читал, Шекспира, Фолкнера, а все равно не допер, во что вляпывается.
Убийство Лапчатого и убийством-то назвать нельзя. Так, понарошку. В чем тут прикол: стрельнуть в харю пацаненку из любительской команды? А вот завалить босса «Самых Других», укокошить Галисию — это да, это уже премьер-лига. Галисия заслужил. Потому что продажный, потому что дилер, потому что мудак. Ну да чего сейчас раздумывать? Пора за руль, развернуться и втопить по меньшей мере до Монкловы. Вряд ли уроды станут его перехватывать. Лапчатый того не стоит. Он расходный материал. Нарко любят нанимать одноразовых сопляков. Он, само собой, стал работником месяца, все-таки завалить дона Хоакина это не хухры-мухры. Не у каждого хватит яиц выхватить ствол посреди толпы «Киносов» и всадить боссу четыре пули между ухом и виском. Но ничего, найдется новый смельчак. Нет в Акунье такого мойщика машин, который, заслышав позвякивание ключей новенького «форда», не согласится на халтур ку вроде этой. Им не деньги и не дома нужны, им подавай четырехдверный «форд»-пикап и бонусом мини-холодильник, такой, который через прикуриватель можно подключить, как раз на упаковку пива, шесть бутылок. «Самые Другие» не станут терять время, разыскивая убийцу Лапчатого. Матери неустойку, похороны с оркестром и тамалес, младшему пообещают работу найти, и прости-прощай, Лапчатый.
Он долго не мог успокоиться. Никогда бы не подумал, что покойник ему прямиком в мозжечок ввинтится. Перед глазами стояло лицо Лапчатого за тысячную долю секунды до выстрела и не хотело уходить. Испуганное, искаженное страхом лицо, как бы говорившее: все, пропал я на веки вечные! Жизнь за миг до смерти. Хосе Куаутемок старался не закрывать глаза, чтобы этот образ не отпечатался на сетчатке. Если отец не отпечатался, то этот сопляк тем более не должен. Надо было отвлечься, пройтись, словом, как-то стряхнуть окаянный взгляд Лапчатого.
И еще надо было решить, убирать Галисию или нет. Начал он с Лапчатого, потому что после Галисии на него набросятся и федералы, и военные, и морпехи. Порешить начальника полиции — это не шутка. Это серьезная тема. Он спросил себя, стоит ли наваливать еще один груз себе на плечи. С другой стороны, тонюсенький голос совести взывал к нему и велел действовать. Да, Машина, дон Хоакин, «Киносы», «Самые Другие», словом, все они — отборное отребье. Ядовитые змеи нашего общества. Кому вообще не насрать, жив нарко или мертв? Уродом больше, уродом меньше, разве только родственники всплакнут. А так какой обычный гражданин, что работает свои восемь часов, платит налоги, мечтает вырастить детей и завести собаку, которая будет радостно облизывать ему лицо, встречая с работы, интересуется жизнью и смертью нарко? Но Хосе Куаутемок интересовался. Человек есть человек, и все тут. Машина, кем бы он там ни трудился, — верный товарищ. Дон Хоакин оплатил Хосе Куаутемоку лечение и взамен ничего не просил, хотя казалось, будто очень даже просит. Нарко — народ
