двинем? — предлагает Клемент, уводя разговор в сторону от своего нездорового образа жизни. Как это типично для мужчин.
— Да, пожалуй, пока вас не хватил удар.
Покидаем кафе и направляемся к станции подземки.
Я с трудом подлаживаюсь под шаг великана.
— Вы идете так быстро, чтобы доказать, что здоровы? — пыхчу я.
— Не, просто не терпится добраться.
Забег завершается на платформе линии Бейкерлоо.
Ехать всего две станции, и через пятнадцать минут мы выходим из павильона «Южного Кенсингтона».
— Далеко? — осведомляется великан.
— Если пойдем нормальным шагом, меньше десяти минут.
Мы направляемся в сторону Сидней-стрит, и я, пользуясь случаем, принимаюсь расспрашивать Клемента.
— Раз уж теперь вы столько обо мне знаете, может, пооткровенничаете в ответ?
— Что-то не секу, о чем ты.
— Хм, я практически ничего о вас не знаю.
— И что же ты хочешь знать?
— Вы женаты или нет? А дети у вас есть?
— Я холост. Детей нет.
— Думаете обзаводиться семьей?
— Уже нет, но когда-то пытался. Думаю, пупсик, для меня этот поезд ушел.
— Вовсе не обязательно. В наше время от мысли о потомстве отказываются гораздо позже. У меня есть подруги за сорок с небольшим, и они обзавелись семьями совсем недавно.
— А сама-то как?
— Для меня-то точно поздно. Мой биологический будильник уже прозвенел. Но у мужчин-то по-другому, верно? Вы можете сеять свое семя еще парочку десятилетий.
— Ага, особенно если ты Мик Джаггер.
— Это точно, — смеюсь я. — Кстати, раз мы затронули эту тему, какая музыка вам нравится?
— Любая, кроме того дерьма, что нынче крутят по радио.
— Ужас, правда? Если и есть что-то положительное в моем увольнении из «Дейли стандарт», так это то, что больше не придется слушать в комнате отдыха отстойную музыку коллег.
— Так плохо?
— Клемент, они же еще практически дети, у них не выработался вкус. Я как-то поболтала о музыке с одним пареньком, Арчи, и к слову упомянула Пола Янга. Так он даже не знал, кто это такой, — представляете?
— А кто это?
— Арчи?
— Не, Пол Янг.
Я так и останавливаюсь как вкопанная.
— Простите, вы только что спросили меня, кто такой Пол Янг? Да он же пять раз попадал в первую десятку хит-парадов!
— Никогда не слышал про этого чувака.
— Да бросьте, Клемент! — смеюсь я. — Как же можно было не слышать о Поле Янге? В восьмидесятых он был суперзвездой.
— Вот честно, пупсик, мне ничего не говорит его имя.
— Ладно, а как насчет Ховарда Джонса или Ника Кершоу? Уж о них-то вы слышали?
— Да тоже как-то мимо меня прошли.
— Боже, ваша юность прошла в амишской общине?
— Типа того.
Я только и закатываю глаза, и мы идем дальше. Пару минут спустя сворачиваем на Сидней-стрит.
— Нам до конца улицы, — сообщаю я.
О чем я совершенно не задумывалась в плане предстоящего визита, так это о реакции Стейси на участие в разговоре моего товарища.
— Не поймите меня превратно, Клемент, но, может, вам лучше подождать снаружи?
— Это почему же?
— Нам выпала одна-единственная возможность разговорить Стейси, и я опасаюсь, что при вас она не станет откровенничать.
— А ты знаешь, о чем будешь ее спрашивать?
— Просто буду действовать по ситуации.
— Ладно, так и быть, поторчу снаружи, только не пропадай на весь день. Вам, телочкам, только дай потрепаться, потом не остановить.
— О, так я уже телочка? Это повышение?
— Так, все! — В его глазах мелькает озорная искра. — Проваливай!
Не желая поощрять его сквернословие, прячу ухмылку и ограничиваюсь обещанием:
— Я недолго.
Стейси прямо с порога заявляет, что у нее только пятнадцать минут, и снова проводит меня на кухню, на сей раз без предложений напитков и дежурных любезностей.
Мы садимся за стол. Со столь ограниченным сроком мне необходимо строго держаться золотой середины между деликатностью и ясностью.
— Я понимаю, Стейси, у вас мало времени, так что сразу к делу. В одном моем расследовании всплыло имя вашего отца.
— Что за расследование?
— В данный момент это не имеет значения. Важно то, что у меня возникли кое-какие вопросы касательно самоубийства Лэнса Нитеркотта.
— Продолжайте.
— Знаю, что вам нелегко, но не показалось ли вам странным, что ради самоубийства он поехал на машине в такую даль, к этому путепроводу?
— Он не поехал. Машину он продал еще за несколько месяцев до того, все равно из-за постоянного пьянства не мог садиться за руль.
— Ах, вот оно как. Как же он туда добрался? И, коли на то пошло, почему он вообще выбрал такой способ для сведения счетов с жизнью, если можно было придумать что-нибудь попроще и поближе к дому?
— Без понятия. Я интересовалась и у следователя, и у коронера, ни один не смог дать внятного объяснения.
— Версия умышленного убийства рассматривалась?
— Нет, никакие факты не указывали на такую возможность.
— Возможно, на тот период.
Девушка настороженно прищуривается:
— Не понимаю.
— Вы, случайно, не знаете, ваш отец состоял в каких-нибудь клубах?
— Он играл в гольф и, кажется, несколько лет состоял в масонской ложе. А почему вы спрашиваете?
— Потому что я обнаружила его имя в списках клуба, деятельность которого расследую. Ради вашей безопасности подробности вам лучше не знать, однако мне не понаслышке известно, что председатель этого клуба не гнушается угроз, как и нарушений закона.
— И вы считаете, что этот человек мог быть причастен к смерти моего отца?
— На данный момент утверждать это я не берусь, однако хотела бы выяснить, был ли связан ваш отец с другими членами клуба.
— Откуда же мне знать?
— У меня есть список состоящих в клубе, и я надеялась, вдруг какое-то имя покажется вам знакомым. Возможно, кто-то из них регулярно контактировал с мистером Нитеркоттом в предшествующие его самоубийству месяцы.
— Боюсь, вы хватаетесь за соломинку, Эмма. Под конец жизни отец вел едва ли не затворнический образ жизни. Только и выходил, что в паб или винный магазин.
— Это займет всего пару минут!
— Хорошо, — вздыхает девушка.
Достаю из сумочки блокнот и сразу раскрываю его на столе, пряча обложку. Затем принимаюсь зачитывать фамилии.
— Так у вас только фамилии? — перебивает меня Стейси.
— Увы, да.
Она качает головой, однако я не сдаюсь. Десять страниц. Двадцать. Тридцать. Ни одна фамилия девушке ничего не говорит.
Примерно на середине записной книжки мне становится очевидно, что терпение Стейси на грани. Я лишь ускоряюсь.
— Коннор.
Ноль реакции.
— Росс.
Нет.
— Паттерсон.
Тоже нет.
— Ланг.
И тут по лицу девушки пробегает смутная тень узнавания.
— Стейси? Вам эта фамилия о чем-то говорит?
— Да, — отзывается она. — Только этот Ланг никогда не встречался с моим отцом.
Сердце у меня так и
