с командованием полка. Им были гарантированы безопасность и неприкосновенность.
Прямо у КПП мы поставили круглый стол, уставили его фруктами, минеральной водой, положили пачки «Казбека», зная их обычай курить. На наш вопрос к делегации, с кем мы имеем честь говорить, последовал ответ: «С народом». Их интересовало, когда советская армия уйдет из Венгрии. Ответ был единственный с нашей стороны — когда будет приказ»198.
Другой интересный пример пропаганды мятежни- ков приводит служивший в Венгрии Ю. В. Алексеев: «…Приехали парламентеры из города для переговоров с командованием и привезли два ящика прокламаций, листовок для передачи всему рядовому и офицерскому составу. Естественно, никто из солдат эти листовки не читал. Не смогла, а может, не догадалась делегация горожан вручить листовки в казарме или на плацу лично в руки каждому солдату и офицеру. Или не хватило настойчивости, или не чувствовали в своей миссии достаточно силы. Скорее всего, не было опыта вести пропаганду среди личного состава советской армии. Составители листовок не знали моральных, психологических, политических, в конце концов, качеств и убеждений солдат и офицеров. Мне случайно пришлось потом сжигать все эти листовки.
Во-первых, меня поразила обыкновенная безграмотность, незнание русского языка: “Советские солдаты, не стреляйте на венгерских”. Мы долго смеялись потом, употребляя предлог “на” при любом словосочетании. Например, сыпь крупу — гречку — на котел.
Во-вторых, “солдаты, езжайте домой, вас ждут отцы и матери”. Это просто небылица! а) Поехали бы… на чем?.. На велосипедах или попутным транспортом?.. Ведь СССР — не среднеевропейское “государство”, которое можно проехать на велосипеде за день, а необъятные просторы! б) Этого в принципе быть не могло: это сейчас увиливают от службы в меру тяжести кошелька родителей, а тогда у нас был долг, обязанность и у большинства — желание служить в армии, защищать Родину, Советскую Родину. От нас ждали отцы и матери хорошей службы. Конечно, может быть, и нашлись бы единицы…
В-третьих, были листовки другого содержания: делалась попытка показать действительные цели и задачи не мятежа, но движения в защиту какой-то демократии. Мной, имеющим среднее образование, выросшим в советской школе, комсомольцу, буржуазная демократия как-то не принималась как цель, о которой можно хотя бы поговорить. Другие виды демократий, кроме нашей, социалистической, были попросту непонятны. Если материальную сторону такого движения можно было хоть чуть-чуть понять, то политическую — невозможно. Была Венгерская Народная Республика, значит, народная демократия, что еще надо? И этого тоже не учли составители листовок. А экономические причины мятежа не воспринимались всерьез: неужели настолько оголодали, что нужно поднимать оружие?»199
Советским солдатам, воспитанным в рамках коммунистического дискурса (как он, конечно, понимался в Советском Союзе), было крайне сложно объяснить, что повешенные на деревьях люди, костры из советских книг, уничтоженная коммунистическая символика и разгромленные парткомы — это «демократический социализм». Если ввод войск в Чехословакию в 1968 году был воспринят многими солдатами неоднозначно, то у участников боев в Венгрии 1956 года нельзя найти ни малейшей симпатии к мятежникам.
Зенитчик Иван Масличенко вспоминал: «Народ Венгрии был запуган до такой степени, что люди боялись выходить на работу, опасаясь расправы со стороны хортистов. Во многих местах были установлены виселицы, в том числе и на деревьях, поэтому нам приходилось собирать людей группами и водить их на рабочие места и дежурить до конца рабочего дня. Они боялись не нас, советских солдат, а своих, тех, которые были недовольны советской властью.
Помню, на одном из заводов рабочие принесли нам продукты, отношение было хорошее. Мы разговаривали с рабочими, многие неплохо говорили на русском языке. Они сожалели, что не закрыли границу с Австрией. С их слов мы поняли, что через австрийскую границу в Венгрию проникли различные провокаторы»200.
Советская пресса много писала о зверствах мятежников, но в мемуарах солдат подобные эпизоды описываются, как правило, со слов третьих лиц. Впрочем, есть и свидетельства очевидцев. Заряжающий танка Леонтий Кузуб приводит пример венгерской девушки, которая работала в их части переводчицей. Ночью ее убили и вырезали звезды на лбу и на груди. Старший сержант Сергей Сычев писал в своем дневнике: «В ходе боев довелось многое увидеть своими глазами. В первую очередь поражали жестокость и зверства фашистов из числа мятежников. Обезглавленные тела наших военнослужащих с вырезанным звездами...» Шокирующее впечатление на солдат производил вид висящих на деревьях трупов, которые оставили после себя повстанцы. Старший сержант Климентий Хихлов писал: «На набережной Дуная на деревьях и столбах были повешенные люди. Как нам объяснили, это были коммунисты и чекисты. Трупы быстро убрали, но картина была жуткая»201.
Следует отметить, что даже сегодня воспоминания советских солдат о событиях в Венгрии совершенно не содержат рефлексию и пересмотр оценок на произошедшие события. Так, ефрейтор Иван Чернявский резко заметил, что «спустя десятилетия Москва решила, что подавление вооруженного мятежа в Венгрии на самом деле было попранием свободы и демократии, а оказание интернациональной помощи — оккупацией. Я считал тогда и считаю по сей день, что ничего такого не было, а была контрреволюция, с которой наши солдаты и сражались»202.
Советы 1956 года: мифы и реальность
Для сторонников версии о социалистическом и пролетарском характере венгерского мятежа 1956 года одним из ключевых аргументов, конечно же, является факт формирования рабочих советов, которые в ноябре 1956 года стали главным оппонентом правительства Яноша Кадара. Как писал Энди Андерсон, «с первого дня революции подлинно пролетарский характер движения выразился в стихийном формировании советов по всей Венгрии. Эти советы, частично изолированные Красной армией, изначально стремились к федерации. К концу первой
