зальет потоками в: «Чем ближе президентские выборы, тем шире разливается известная русская река по имени «народное счастье». Всё обещают всем: пенсионерам, рабочим, крестьянам, солдатам и офицерам, ученым, студентам. Дворникам — золотую метлу. Бомжам — отапливаемые подворотни, Еще чуть-чуть — и море, в которое впадает эта река, выплеснется из берегов и зальет потоками благодати всю истосковавшуюся по счастью матушку-Россию» (АиФ, 2012, № 6, с. 8);
— великаны: «Раса великанов, отключенная от этих священных энергий, стала мельчать и, к закату советской эры, превратилась в расу лилипутов» (Завтра, декабрь 2012, № 52);
б) метафоры «мелкости». Такова известная, ставшая крылатой, сталинская метафора винтики — о советских людях (см. об этом выше, с. 96). Прозвучавшая первоначально как позитивно оценочная характеристика в позитивном же контексте, она впоследствии стала пренебрежительным обозначением. Это же представление: рядовые россияне — мельчайшие в социальном плане и, следовательно, незначительные существа, власть вправе, снисходя к ним, относиться при этом высокомерно-пренебрежительно — в метафорах мельчать, уменьшаться, лилипуты из процитированного выше примера («Раса великанов… стала мельчать, уменьшаться и, к закату советской эры, превратилась в расу лилипутов»).
Такой же перенос размерно-количественных представлений на представления о социальной значимости и о степени ценности личности — в новых метафорах нашего времени: планктон, анчоусы, например: «Оппозиционера Юлия Латынина еще совсем недавно называла участников митингов в поддержку Владимира Путина «быдлом» и «анчоусами»» (Моск. нов., 23.03.13). Словарь: «Анчоусы — стайные рыбы, весят до 19 г.» [Большой энциклопедический словарь 2000: 60]; «Президент ответил лишь на 52 вопроса [о Прямой линии с президентом В.В. Путиным в прямом эфире ЦТ — B.C.]. На что рассчитывали политтехнологи?… «Планктон» (то есть простые люди на политтехнологическом жаргоне) сразу разрушил схемы…» [Моск. нов., 01–07.12.06]. Словарь: «Планктон —…совокупность организмов, обитающих в толще воды и переносимых течением [выделено нами — B.C.]» [Зенович 2000: 471]. Здесь негативная оценочность метафор направлена на результат действий власти. В одних текстах анчоусы, планктон — это рядовые россияне, которые, поддерживая власть, превращены ею, по мнению оппозиционной прессы, в нерасчлененную массу безропотных, не умеющих самостоятельно действовать ничтожеств. См. язвительное замечание в «Ответах на mail.ru»: «Планктон — живет в толще воды и неспособен активно передвигаться» (otvet/mail. ra/question/306564/77). В других материалах метафорами обозначены те, кто власть не поддерживает, пытается протестовать, но обречен властью на то, чтобы стать опять-таки ничтожеством. Например: ««Белая идея» за год добровольного валяния в грязи и взаимного поливания помоями утратила свою непорочность. Планктон не совершил революции» (27/11.12 «Оппозиция поддерживает криминальных авторитетов» voprosik.net).
11) метафоры, обозначающие пространственные отношения «верх/низ», «высокое/низкое». В современных политических массмедиа это прежде всего слова, обозначающие то, что находится внизу: яма, пропасть, котлован и т. п., например, «…в какую яму тянет страну оставшаяся у власти команда…» (Правда, 20–21.03.12); «На наши глазах власть, либералы и государственники, сплетясь, танцуют вальс монстров на краю пропасти» (Моск. нов., 29.03.11). Каждая из приведенных метафор связана с представлением о том, что таит опасность (яма, котлован), чревато катастрофой (пропасть) и направлены на программирование таких эмоциональных реакций, как настороженность, страх. Можно назвать это интенцией запугивания (подробно об этой группе метафор см. ниже, раздел ««ВЫСОКОЕ/НИЗКОЕ»: Пространственные метафоры и пространственные отношения в текстах о власти», с. 173).
12) криминальные метафоры: по понятиям, дедовщина, крышевание, рейдер, рейдерство, пахан и т. п.: «По законам или понятиям?» (загол., Завтра, 27.12.14) — о том, какой должна быть жизнь в новой России; «Дедовщина как государственный уклад» (загол., Арг. неделі, 31.01.08); «Наша страна — станица Кущевская» (АиФ, 2010, № 48); «Губернаторский пост как объект полицейского рейдерства?: Как в России экс-губернаторы шли на посадку» (загол. и подзагол. ПРЕЗИДЕНТ. Общественно-политическая газета. 24.07.13 www.prezidentpress.ru/ news/prezident/2414-); «И через неделю, 8 декабря, по инициативе все того же Ельцина, в Беловежье состоялся путчистский сговор трех «паханов», которые не посвятили в него даже союзные республики» (Новый Петербург. 2014, № 37 newspb. su/category/2014/37=18-09-2014/). Метафоры этой модели подробно проанализированы А.П. Чудиновым, отметившим их вторжение в культурное и массмедийное пространство постперестроечного периода [Чудинов 2007: 140]. Можно добавить, что в российских СМИ и по сей день основным объектом, на который распространяются криминальные метафорические обозначения, является власть. Такое уподобление приучает адресата массмедиа воспринимать власть и ее действия с недоверием и осуждением и относиться к ней свысока (см. об этом также ниже, в разделе «Высокое/низкое»: пространственные метафоры и пространственные отношения в текстах о власти, сс. 179–180);
13) метафоры-конфессионализмы: Алексей-чудотворец — об А. Кудрине (Вр. нов., 29.01.07); демиург — о В Путине и его назначениях в новом правительстве (Власть с Евг. Киселевым, Эхо Москвы, 28.09.07); «Владимир Путин дал большое интервью ТАСС. Оппозиционеры увидели в нем признаки будущего послания, политологи — ощущение «мессии»» (Ведомости, 24.11.14); «Бесовщина в русской судьбе» (подзатол., АиФ, 2012, № 45); «Святомученик Иосиф» — о Сталине (загол., А. Проханов, Завтра, 2013, январь) и т. п. (подробно о конфессиональных метафорах см. ниже, сс. 169–170);
14) исторические метафоры — многочисленная группа метафор, которая стала чрезвычайно активной в постперестроечном массмедийном дискурсе, связанном с политикой. Это слова, называющие знаменательные явления, факты, имена, которые относятся к истории России на всем ее протяжении, от Древней Руси вплоть до новейшего времени, периода перестройки-постперестройки: трон, корона, шапка Мономаха; царь, престолонаследник, бояре, опричники, стахановцы, ворошиловские стрелки; Смута, семибоярщина, оттепель; Временное правительство, Совнарком; Павел Первый, Екатерина Вторая, Малюта Скуратов; Юрьев день, двоевластие и т. п.
Каждая из таких метафор сохраняет круг тех смысловых и ассоциатиных представлений, которые окружают прямое значение. В одних случаях этими качествами наделяются обозначенные метафорой персоны или явления современности: «Оттепель отменяется» — об изменениях в политике современного телевидения России и отечественной кинематографии (загол., Нов. газ., 17.12.14); «Екатерина Третья» — назв. ТВ-фильма о Екатерине Фурцевой; «Новые жертвы Малюты Бастрыкина» — загол. (СЛАВЯНЕ. Интернет-издание, 08.12.13 midgrad-info/ru/policy/novye-zhertvy-maluty-pastrykina/html). В других случаях онтологическая несовместимость прямого и переносного значений либо общий скептический или негативный смысл микро- и макроконтекста создают иронический эффект: «Владимир Ильич Ленин. Красный император» (назв. документального фильма на НТВ, 18.01.14); «На слабых обломках России олигархам уже не понадобятся силовики на троне. Силовики… будут служить олигархам, что и доказала Украина» (Капитал страны. Федеральное интернет-издание. 21.01.15) (подробно о метафорах этой группы и о других исторических наименованих см.: Суздальцева 2011 № 3: 143–154);
15) зооморфные метафоры. Эта группа метафор употреблялась в советские годы, в основном, в международных материалах как одно из наиболее частотных оценочных средств [Бессарабова 2012: 414], а в перестроечное/постперестроечное время переместилась в тексты на внутриполитические темы, в том числе и в тексты смыслового пространства «власть. По нашим наблюдениям, в настоящее время встречаются лишь отдельные случаи употребления этой формулы метафорического переноса, например: «Сегодня почти
