В XVI веке после завоевания Сирии османами в первых инспекторских проверках земель и населения, проведенных для новых хозяев, фигурируют qila‘ al-da‘wa – миссионерские замки – группа деревень к западу от Хамы, включавшая такие старые и известные населенные пункты, как Кадмус и Кахф, где жили последователи определенной секты. Они отличаются только тем, что платят особый налог. И вновь появляются на страницах истории лишь в начале XIX века: сообщается, что они вступили в обычный конфликт со своими правителями, соседями и друг с другом. С середины этого века они успокаиваются и ведут мирную жизнь сельских тружеников; их главным центром становится Саламия – новый населенный пункт, который они отвоевали у пустыни. В настоящее время их численность составляет около 50 000 человек, но не все из них приняли Ага-хана своим имамом.
Глава 6
Средства и цели
Исмаилиты-ассасины не изобретали убийство, а просто дали ему свое название. Убийство как таковое так же старо, как и сам род человеческий; его древность явствует из четвертой главы Книги Бытия, где первый убийца и первая жертва – братья, дети первых мужчины и женщины. Политическое убийство появляется с возникновением политической власти, когда властью наделяется какой-то человек, и устранение этого человека видится быстрым и простым способом достижения политических перемен. Обычно мотивы таких убийств носят личный, фракционный или династический характер: замена у власти одного человека, партии или семьи другими людьми, партией или семьей. Такие убийства обычно происходят в автократических королевствах и империях как на Востоке, так и на Западе.
Иногда убийство является в глазах как других людей, так и убийцы долгом и оправдывается идеологическими доводами. Жертва – тиран или узурпатор; его убийство является благим деянием, а не преступлением. Такое идеологическое оправдание может быть изложено в политических или религиозных выражениях – во многих обществах мало разницы между ними. В древних Афинах двое друзей – Гармодий и Аристо-гитон – вступили в заговор с целью убийства тирана Гиппия. Им удалось убить только его брата и соправителя; и оба были казнены. После падения Гиппия они стали народными героями в Афинах, в честь которых были воздвигнуты статуи и сложены песни; их потомки пользовались привилегиями и были освобождены от налогов. Эта идеализация убийства тирана стала частью политической традиции Греции и Рима и нашла выражение в убийствах таких известных личностей, как Филипп II Македонский, Тиберий Гракх и Юлий Цезарь. Такой же идеал появляется и среди иудеев в таких фигурах, как Эхуд и Иегу (Ииуй), и самым драматическим образом в истории о прекрасной Юдифи, которая пришла в шатер поработителя Олоферна и отрубила ему голову, пока он спал. Книга Юдифи была написана в период господства эллинов и сохранилась только в греческой версии; иудеи, а за ними и протестанты отвергают ее как апокрифическую. Однако она включена в канон Римской католической церкви и вдохновила многих христианских художников и скульпторов. И хотя Юдифи нет места в иудейской религиозной традиции, идеальный образ благочестивого убийцы, который она представляет, сохранился, чтобы вдохновлять знаменитых сикариев или «кинжальщиков» – группу зилотов, появившихся приблизительно во время падения Иерусалима, которые с благочестивым рвением уничтожали тех, кто сопротивлялся или мешал им.
Цареубийство с практической и идеалистической точек зрения было известно с самого начала исламской политической истории. Из четырех Праведных Халифов, которые вслед за Пророком встали во главе исламской общины, трое были убиты. Второй халиф, Умар, был заколот рабом-христианином по личным мотивам; узнав об этом, халиф на смертном одре поблагодарил Бога, что он не был убит одним из правоверных. Но даже этого утешения были лишены его преемники Утман и Али, которые оба погибли от рук арабов-мусульман – первый был убит группой рассвирепевших бунтовщиков, а второй – религиозным фанатиком. В обоих случаях преступники считали себя убийцами тиранов, освобождающими общество от неправедного правителя, и в обоих случаях другие были с этим согласны.
Эта проблема оформилась в ходе гражданской войны между мусульманами, которая разразилась после смерти Утмана. Правитель Сирии и родственник убитого халифа Муавия потребовал наказания для цареубийц. Али, который стал преемником халифа, не мог или не хотел удовлетворить это требование, а его сторонники, чтобы оправдать его бездействие, заявили, что никакого преступления не было совершено. Утман был угнетателем; его смерть была казнью, а не убийством. Тот же самый довод использовали экстремисты из секты хариджитов, чтобы оправдать убийство самого Али несколько лет спустя.
В какой-то степени исламская традиция признает принцип оправданного бунта. Передавая самодержавную власть монарху, она устанавливает, что долг подданных – повиноваться – теряет силу, когда приказ греховный, и что «не должно быть повиновения человеку против его Создателя». Так как не определена процедура проверки праведности приказа или осуществления права не повиноваться тому, кто греховен, то единственным эффективным путем для добросовестного подданного являются мятеж против правителя и попытка одержать над ним победу или свергнуть его силой. Более быстрый способ – убрать его путем убийства. Этот принцип часто использовался, особенно бунтовщиками-сектантами, чтобы оправдать свои действия.
На самом деле после смерти Али и вступления на престол Муавии убийства правителей стали редкими, а когда они происходили, то обычно преследовали династические цели, нежели были вдохновлены революционными идеями. Напротив, шииты утверждали, что их имамов и других членов рода Пророка убивали по наущению халифов-суннитов; в их письменных источниках есть длинные списки мучеников из рода Али, кровь которых зовет к отмщению.
Посылая своих эмиссаров убивать неправедных правителей и их приспешников, исмаилиты тем самым могли ссылаться на давнюю исламскую традицию. Эта традиция никогда не была доминирующей и давно уже не действовала, но заняла свое место, особенно среди членов раскольнических и экстремистских сект.
Древний идеальный образ убийства тирана и религиозный долг избавить мир от неправедного правителя, безусловно, содействовали практике политического убийства, которую взяли на вооружение и применяли исмаилиты. Но было и еще кое-что. Убийство ассаси-ном своей жертвы было не только актом благочестия, но и носило ритуальный, почти сакраментальный характер. Важно, что во всех своих убийствах и в Персии, и в Сирии ассасины всегда использовали кинжал; яд и метательные снаряды – никогда, хотя, вероятно, бывали случаи, когда убить с их помощью было бы проще и безопаснее. Ассасин почти всегда бывал схвачен и обычно не делал попыток скрыться. Есть даже предположение, что выжить после исполнения миссии было позором. Слова одного западноевропейского автора XII века весьма откровенны: «Когда кто-то из них решает умереть таким образом… он сам [то есть Вождь] вручает им ножи, которые, так сказать, являются освященными.»
Человеческим жертвоприношениям и ритуальным убийствам нет места в исламском законе, традиции или практике. И все же и те и другие возникли в древности, глубоко укоренились в человеческих обществах и могут возникать в самых неожиданных местах. Подобно тому как забытые танцевальные культы древности вопреки аскетическому вероисповеданию ислама вновь появляются в экстатическом ритуальном танце дервишей, так и древние культы смерти находят новое выражение в исламе. В начале VIII века, как пишут мусульманские авторы, некто Абу Мансур аль-Иджли из Куфы заявил, что он имам, и учил, что предписания закона имеют символическое значение, и им не нужно подчиняться буквально. Небеса и преисподняя не существуют отдельно друг от друга, а являются лишь радостями и несчастьями этого мира. Его последователи совершали убийства как свой религиозный долг. Аналогичные учения – и практики – приписывали его современнику и соплеменнику Мугхире ибн Саиду. Обе эти группы были уничтожены властями. Важно, что они, согласно их верованиям, в своих ритуальных убийствах были ограничены единственным оружием. Члены одной группы душили своих жертв петлей, другие били деревянными дубинами. Только с приходом Махди (последний преемник пророка Мухаммеда, своего рода мессия (масих), который появится перед концом света. – Пер.) им стало позволено использовать сталь. Обе группы принадлежали к крайне экстремистской части шиитов. Параллель, которую здесь можно провести и с антиномизмом (учение, которое старается оправдать нарушение нравственного закона или беззаконие во имя будто бы высших принципов. – Пер.), и с культом оружия более поздних исмаилитов, просто поразительна.
