выживание, тревог за завтрашний день. Мы все жили полной жизнью в «сегодня» в настоящем.
Сплотились и были готовы прийти на выручку в любую минуту.
К концу похода у нас практически закончиась еда. Рюкзаки стали легче и уменьшились в объеме.
Но после утомительных подъемов и спусков это никак не ощущалось. Каждый килограмм все равно ощущался в сознании тонной.
Это только кажется, что если бы не запасы еды, то идти было бы намного легче. На самом деле разница минимальная.
Выйдя к все той же конечной остановке на окраине поселка Строительного, мы удачно сели в пустой отходящий автобус. Заскочив внутрь без ожидания, мы довольно расположились и пели водителю и пассажирам песни под гитару на заказ.
Народ добродушно относился к студентам и нам нравилось поднимать людям настроение.
Автобус довольно быстро домчал нас до центра города. Мы вывалились всей гурьбой с рюкзаками и палатками под одобрительные возгласы пассажиров и долго не могла расстаться и разойтись по домам.
Мы вспоминали произошедшие с нами события, договаривались о следующем походе и почти на полном серьезе обсуждали новый маршрут.
Я уже собирался предложит Маше проводить ее до дома, когда Рыба прервал обсуждение
— Смотрите ребят, — он указал на человека пересекающего площадь.
Глава 14
Я уже собирался предложит Маше проводить ее до дома, когда Рыба прервал обсуждение
— Смотрите ребят, — он указал на человека пересекающего площадь.
Площадь Ленина пересекал наш «задержанный». Он уже успел переодеться и шел задумчиво опустив голову, не смотря по сторонам.
Не хотелось, чтобы он нас видел.
— Ребят рассредоточились, чтобы этот тип нас не заметил. Я с Тёмой иду следить за ним. Сереги проводите, пожалуйста, девчонок. Завезите наши рюкзаки на базу. Пошли.
Я ткнул локтем Тёму в бок.
Все как по команде разошлись в разные стороны. И если «потерпевший» не приметил нас раньше, то была большая вероятность оставаться необнаруженными.
Он был одет в модненькие джинсы с подвернутыми штанинами как у хиппи, синюю болоньевую куртку с кричащими белыми молниями и завязками.
На ногах были обуты чехословацкие белые кроссовки «ботасы» с красной полосой и носком, синей подошвой.
Он выглядел, как франт. Как говорили в то время «упакованный».
Значит, не бедствовал. Вообще, этот субъект должен был где-то работать или хотя бы числиться. Закон о тунеядстве никто не отменял.
Человек нигде не работавший более четырех месяцев мог привлекаться к ответственности.
Обычно те, кто имел нетрудовые доходы, числились в каких-то учреждениях, организациях или предприятиях.
Судя по всем он спешил на работу. Я подумал, что время раскопок было выбрано не случайно.
Ближе к концу года все закрывают годовые планы, потом в новый год все празднуют, иногородних туристических групп практически нет.
А небольшие студенческие, типа нашей, легко управлялись горными спасателями на маршруте.
Минимум свидетелей, случайных встреч в лесу обеспечено временем.
Они не ожидали, что к досадному недоразумению, сразу двое отстанут от своих групп.
Скорее всего, они все-таки накопали, то что искали, но могли бы больше, если бы не события, которые я описал раньше.
Мы шли за ним на почтительном расстоянии. Городу же проснулся от новогодней спячки и празднований.
Улицы были довольно многолюдны, и нам удавалось оставаться незамеченными до самого места назначения. Он дошел до двухэтажного здания с вывесками «Продтовары», «Молоко», «Хлеб» и юркнул в арку.
«Задержанный» с черного хода зашел в молочный отдел продуктового магазина. Скорее всего он здесь работал или числился.
В просторном дворе на небольшой поляне расположилась группа музыкантов духового оркестра. Видимо этот двор был местом сбора.
Мы огляделись по сторонам. Тут должны были проходить похороны. У одного из подъездов на газетке стояла крышка гроба. У входа толпилась небольшая группа пришедших на похороны людей.
— Стой здесь, если выйдет иди за ним. Я с обратной стороны посмотрю.
Я обошел здание с торца подошел с восточной стороны к витрине. На моей стороне было преимущество. Солнце ярко светил внутрь.
Я хорошо видел всё, что происходит в помещении магазина, а моего лица изнутри не было видно.
Впрочем на меня никто совершенно не обращал внимания.
«Задержанный» стоял в черном халате грузчика и с виноватым видом и выслушивал эмоциональную речь женщины, машущей ему руками и угрожающей указательным пальцем.
По всей видимости это была заведующая, которая выговаривала ему за опоздание или прогул. Крупная, ширококостная, с высокой грудью, поднятой смешным конусообразным советским бюстгальтером.
Наш «клиент» соглашался, качал головой и не возражал. Он терпеливо внимал каждому ее слову до тех пор, пока она не успокоилась.
Значит он тут работал и, видимо, дорожил своим рабочим местом.
Заведующая закончила чтение морали, наверно вынесла тридцать третье китайское предупреждение и волевым жестом отправила «задержанного» работать на склад.
Убедившись, что она больше не кричит, парень незаметно для начальницы улыбнулся и отправился работать.
Я вернулся во двор через арку. Вспомнил, что поляне расположился духовой оркестр.
Музыканты уселись: кто на лавочках, а кто на старых еловых пнях. Инструменты или держали в руках, или лежали рядом прямо на траве. Медные и латунные трубы, корнеты, тромбоны и тарелки солидно и торжественно отливали золотистыми бликами.
В городе были места, где трава росла круглый год. Иногда высокая, густая и сильная, она никак не походила, на английские.
Когда видишь такие поляны, то хочется снять свою обувь, носки, встать голыми стопами на траву и ощущать ее прохладу и упругость. Переминаясь с ноги на ногу смотреть в небо с удовольствием.
Такую траву косили очень редко.
Но к моему великому удивлению, в момент, когда я добрался до Тёмы и начал рассказывать про «задержанного» грузчика на поляну сквозь арку явились косари.
По их пошатывающейся походке я понял, что они уже навеселе.
Их инструменты, их двенадцати ручные косы, ярко блестели на солнце, но не золотом, как у музыкантов, а серебром.
Судя по всему, трое косарей рассчитывали быстренько покончить с работой до обеда и отправиться квасить дальше.
Первый косарь приблизился к ближайшему трубачу.
— Уважаемый, освободите поляну. Мы косить будем, — и очень колоритно икнул.
Музыкант равнодушно посмотрел на него зевнул, потом ответил
— Не могу. Придется подождать. Сейчас покойника выносить будут. Вот вынесут, отыграем — потом косите, сколько влезет, — затем отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Косарь оглянулся на своих товарищей.
— Нет ну вы видели. Да у нас работа горит! Какой подождать! Освободите или я не знаю, что с вами сейчас сделаю.
К разговору подключился мужчина
