графиней D., пресыщенной однообразием света и обратившей свой тоскующий взгляд на высокого и стройного африканца, находя «приятное в этой курчавой голове, чернеющей посреди пудреных париков её гостиной». Автор не преминул уточнить, что «Ибрагим был ранен в голову, и вместо парика носил повязку». Далее – развитие романа, когда ещё «любовь не приходила ему на ум, а уже видеть графиню каждый день было для него необходимо». И кульминация: «…Увлечённая силою страсти, ею же внушённой, изнемогая под её влиянием, она отдалась восхищённому Ибрагиму…» С истинной страстью любил графиню и молодой африканец.
Роман с графиней-француженкой вряд ли мог случиться в реальной жизни «царского негра», бедствовавшего в Париже. Зато молодые парижанки явно являли ему своё «сладостное внимание», и опытом любовных утех Абрам Ганнибал не был обделён.
Александр Пушкин:
«Пётр был очень им доволен и неоднократно звал его в Россию, но Ибрагим не торопился. Он отговаривался различными предлогами, то раною, то желанием усовершенствовать свои познания, то недостатком в деньгах, и Пётр снисходительствовал его просьбам, просил его заботиться о своём здоровии, благодарил за ревность к учению и, крайне бережливый в собственных расходах, не жалел для него своей казны, присовокупляя к червонцам отеческие советы…»
Париж словно не желал отпускать молодого влюблённого африканца. И вновь записки поэта: «Пётр I неоднократно призывал его к себе, но Ганнибал не торопился, отговариваясь под разными предлогами. Наконец Государь написал ему, что он неволить его не намерен, что предоставляет его доброй воле возвратиться в Россию или остаться во Франции, но что во всяком случае он никогда не оставит прежнего своего питомца. Тронутый Ганнибал немедленно отправился в Петербург. Государь выехал к нему на встречу и благословил образом Петра и Павла, который хранился у его сыновей, но которого я не мог уж отыскать».
В Красном Селе, по мысли Пушкина, встретил Пётр I своего темнокожего любимца Абрама Ганнибала, воротившегося наконец-то из Парижа в Россию.
Александр Пушкин:
«Оставалось 28 вёрст до Петербурга. Пока закладывали лошадей, Ибрагим вошёл в ямскую избу. В углу человек высокого росту, в зелёном кафтане, с глиняною трубкою во рту, облокотясь на стол, читал гамбургские газеты. Услышав, что кто-то вошёл, он поднял голову. «Ба! Ибрагим? – закричал он, вставая с лавки. – Здорово, крестник!» Ибрагим, узнав Петра, в радости к нему было бросился, но почтительно остановился. Государь приблизился, обнял его и поцеловал в голову. «Я был предуведомлён о твоём приезде, – сказал Пётр, – и поехал тебе навстречу. Жду тебя здесь со вчерашнего дня». Ибрагим не находил слов для изъявления своей благодарности».
Не всё исторически достоверно у Пушкина, да и сам он сетовал, что «в России, где память замечательных людей скоро исчезает, по причине недостатка исторических записок, странная жизнь Аннибала известна только по семейственным преданиям». Многие документальные свидетельства о жизни и деяниях Абрама Петровича открылись сравнительно недавно.
Парадокс истории: величие государственных свершений Петра не затмило, казалось бы, такую малость – участие императора в судьбе крестника-арапчонка.
Итак, в начале 1723 года, после своего почти шестилетнего пребывания за границей, царский крестник вернулся в Россию. С собою из Парижа он привёз прекрасную библиотеку с трудами по математике, философии, географии, истории и прочим наукам. Да и сам Абрам Ганнибал, одарённый немалыми талантами, отличался начитанностью и образованностью.
Александр Пушкин:
«Во время обеда Государь с ним разговаривал о разных предметах, расспрашивал его о Испанской войне, о внутренних делах Франции, о регенте, которого он любил, хотя и осуждал в нём многое. Ибрагим отличался умом точным и наблюдательным; Пётр был очень доволен его ответами; он вспомнил некоторые черты Ибрагимова младенчества и рассказывал их с таким добродушием и весёлостью, что никто в ласковом и гостеприимном хозяине не мог бы подозревать героя полтавского, могучего и грозного преобразователя России».
Вскоре Пётр I определил своего любимца в бомбардирскую роту Преображенского полка, считавшуюся наиболее привилегированной в русской армии.
Александр Пушкин:
«На другой день Пётр по своему обещанию разбудил Ибрагима и поздравил его капитан-лейтенантом бомбардирской роты Преображенского полка, в коей он сам был капитаном. Придворные окружили Ибрагима, всякий по-своему старался обласкать нового любимца».
Абраму Ганнибалу вменено в обязанность обучать инженерному делу и математическим наукам унтер-офицеров и молодых солдат. И то важнейшее поручение полностью овладело умом и сердцем африканца.
Александр Пушкин:
«Россия представлялась Ибрагиму огромной мастерской, где движутся одни машины, где каждый работник, подчинённый заведённому порядку, занят своим делом. Он почитал и себя обязанным трудиться у собственного станка и старался, как можно менее сожалеть об увеселениях парижской жизни».
Доверено было Абраму Петровичу преподавать точные науки наследнику русского престола Петру II, внуку царя Петра. Великая ответственность лежала на чернокожем учителе! Да, исторические факты свидетельствуют как о близости прадеда поэта к Дому Романовых, так и о его математических и, верно, педагогических талантах.
Знать бы Петру Великому, что правнук его крестника-арапчонка, осветивший именем своим всю Россию, породнится с его августейшими потомками!
«Много силы замыкаю»
Во Франции Ганнибал преуспел не только в изучении фундаментальных наук, но и приобрёл познания и в «науке страсти нежной». «Чёрный Абрам», как он сам именует себя, пользовался благосклонностью петербургских барышень и дам «полусвета».
Вот образчик его игривого послания: «Милая государыня Асечка Ивановна! Благодарствую вам, моей милостивой, об вашем ко мне доброе воспоминание, а яко изволите упоминать в своем письме, что не соизволяете иметь со мною о делах корешпонденцию… а что вы, плутовки, уродицы, мои шутихи, поворачиваете свои языки с плевелами на своего государя, чернаго Абрама, которому и грязи Кронштацкия повиняются… а вы мне ещё решпекту теряете… мои драгия потешницы и плутовки…»
Ах, как жаль, что Александру Сергеевичу не довелось прочесть той любовной записки… Но какая дерзкая перекличка правнука и прадеда сквозь столетие!
Мои богини, что вы? где вы?
Мои дражайшие плутихи…
«Как вы мои дражайшие плутихи, стали без меня глупы, спрашиваете, когда я буду, я и сам не знаю – когда я бы желал вас, уродиц беспутных, плутовок, видеть, ещё упоминаете, что вы не надеетеся болше к тому меня видеть, о чём от глубины моего сердца сожалею, только вам желаю, чтоб Бог вам соблаговолил исполнить всё, что вы желаете от него; сим прекращая, вам, моей государыне верный слуга Абрам».
Как дай вам Бог любимой быть другим.
Вам желаю, чтоб Бог вам соблаговолил исполнить все…
В
